Свадебный рэп
Шрифт:
– Ну и что? – спросил беззаботно генерал.
– А то, – сказал Леня. – Роет под нас, угрожает разоблачить как нормальных мужиков...
– То есть бабников, – пояснил Саша.
– А фонд, наш фонд, – уточнил Леня, почтительно приобняв генерала, – этот Вилли Педерсен хочет оставить себе.
– Хапнуть, – уточнил Саша.
– А вот это он видел? – Генерал изобразил руками непонятно что.
Леня и Саша отрицательно помотали головами, Педерсен наверняка ничего подобного не видел, и если бы увидел, то тут же на месте умер бы от ужаса.
– Мне все про это дело было
Люди в темно-синем
На стенах кабинета висели портреты сидящих за столом людей с фамилиями, известными всему миру: Толстой, Некрасов, Лермонтов, Пушкин, Шекспир, Диккенс, Хемингуэй, Достоевский.
Шло оперативное совещание, которое вел Начальник. Фамилии у него не было, вернее, их было столько, что упоминать их все не имело никакого смысла.
– А теперь товарищ Достоевский доложит нам о ходе операции по фонду Гугенройтера. Пожалуйста, Александр Сергеевич.
– В настоящее время владельцам фонда Кузнецову и Левину угрожает шантаж со стороны секретаря фонда Вилли Педерсена.
– Чем шантажирует? – заинтересованно спросил Толстой.
– Тем, что они ненастоящие гомики.
– А на самом деле? – спросил Начальник.
– Конечно, ненастоящие, – ответил Достоевский.
– Это серьезно, – задумался Начальник. – Какие предложения?
– Предлагаю задействовать для нейтрализации Педерсена уголовника по кличке Фаренгейт, личного врага Кузнецова и Левина, они его на бабки кинули. И на контору никто не подумает.
– Остроумно, – поддержал его предложение Начальник. – Но надо ребят выручать: укреплять легенду об их голубизне. Я знаю, что фонд Гугенройтера пытался внедрить в олимпийскую программу какие-то голубоватые виды спорта. Уточните в олимпийском комитете и пообещайте поддержку.
– Мужское синхронное плавание – это классно, – с неожиданным азартом сказал Хемингуэй.
– Но, думаю, тут перебарщивать не надо. А как же они на самом деле расслабляются? – поинтересовался Начальник у Достоевского. – Женщины у них есть?
– Нет, за ними в тридцать три глаза смотрят. Если они окажутся ненастоящими, они тут же потеряют право на наследство. А то и в тюрьму загремят за мошенничество.
– Это и нам полезно. Агент всегда должен быть на крючке, а то мотивация пропадает, но ребятам надо помочь. К следующему совещанию подготовьте предложения, как и где их свести с женщинами, чтобы не нарушить их статус. Но это все мелочи. А что вы предлагаете сделать с фондом Гугенройтера? Как его использовать? Куда направить эти фантастические суммы? Какова ваша стратегическая задача?
Достоевский замялся:
– Я думаю... может быть, на ликвидацию последствий наводнений, лесных пожаров, взрывов административных зданий...
– Короче, налатаниедыр? – саркастически подвел итог убогих предложений Начальник. – Нет, я думаю, вам надо работать в другом направлении. Попробуйте-ка убедить наших, пусть и бывших, соотечественников выкупить на эти деньги государственные долги России. Попробуйте что-нибудь из патриотического арсенала: родина, дескать, переживает трудные... ну и так далее. Только не пережмите, умоляю. Ато я вас знаю, у вас ни в чем меры нет. Тут вам и ваши связи за рубежом пригодятся, – с намеком сказал Начальник, глядя в упор на Достоевского. – На сегодня все. Все свободны. Авы, товарищ Чехов, останьтесь. Михаил Юрьевич, – сказал Начальник, когда все остальные участники совещания вышли, – хочу вас попросить подстраховать Достоевского. У него был несанкционированный контакт с полковником Джеймсом-старшим. Так что сами понимаете, они вдвоем такого могут наворотить... Гребите все, что попадется, всю грязь, всю подноготную, а для на —
чала спрячьте куда-нибудь этого Педерсена, пока его не ликвидировал Фаренгейт. Есть у меня ощущение, что он еще пригодится.
7.62 по Фаренгейту
Вася Фаренгейт, сидя за полированным столом, покрытым грязной майкой с символикой спортивного клуба «Спартак», чистил пистолет системы «Макаров» и смотрел телевизор.
Первый канал Останкино показывал в этот вечер фильм Михаила Ромма «Ленин в 1918 году».
В это время у Васиного подъезда остановилась черная «Волга». Из машины вышли трое. Они вошли в подъезд и стали подниматься. Один из них поднимался в лифте, двое – по лестнице.
У Васи зазвонил телефон.
Вася вытер руку о более чистый рукав спартаковской майки и взял трубку телефона.
– Вас слушают, – сказал он женским голосом.
– Василий? Это Саня.
– Какой Саня? – спросил Вася, продолжая имитировать женский голос. – Я не знаю никакого Сани.
– Ну, Саня, который тебя с металлом кинул.
– А, педрила! – нормальным голосом обрадованно закричал Вася.
– Чем сейчас занимаешься? – донеслось до Васи из телефонной трубки.
– Сейчас? Макарку купаю, – сказал Вася, любуясь пистолетом.
– Есть работа по специальности.
– Где?
– У нас.
– У вас? В заднице, что ли? – заржал Василий.
На том конце провода промолчали. Василий прекратил смех и прислушался; кто-то сказал: «Зачем ты ему стал звонить, ему и так все скажут, что надо», и трубку положили. Васе стало не по себе, моментально пересохло горло, и очень захотелось ссать.
А на экране телевизора Фанни Каплан косоглазо и близоруко вела прицельную стрельбу по вождю мирового пролетариата.
В это время в квартиру Васи без стука и звонка вошли трое мужчин в штатском. Они профессионально отсекли Васю от дверей, окон и разобранного «Макарова». Один из мужчин ровным бесцветным голосом спросил:
– Василий Геннадиевич Нестеренко по кличке Фаренгейт?
Вася обреченно кивнул головой и протянул руки для наручников. Мужчина достал из кармана и положил на протянутые руки заграничный паспорт, потом международный авиабилет и конверт.
– Что это? – спросил удивленный Василий.
– Распишитесь и не задавайте вопросов, – ответили ему и положили на стол четыре ведомости. – Это за авиабилет. Это за паспорт. Заграничный. Это командировочные. Доллары США. Шестьсот шестьдесят. Словами и в скобках цифрой.