Сват из Перигора
Шрифт:
— Да я вообще не люблю кассуле.
— Как можно не любить кассуле?! Просто тебе никогда не попадалось хорошее. Вот мое, скажем, ты пробовал?
— Нет, но Патрис Бодэн пробовал, и посмотри, что с ним сталось.
— Прискорбное превращение аптекаря в вегетарианца — результат необъяснимого вмешательства темных сил. И вообще, это к делу не относится. Думаю, тебе следует еще раз попытать счастья с Сандрин Фурнье.
— А не могу я просто забрать свои деньги обратно? — с надеждой спросил дантист.
— Прости, но это невозможно.
Ив Левек ощутил вдруг, как острые края одиночества провернулись у него в кишках, и Гийому даже показалось, что он почувствовал запах меди.
— У тебя в картотеке должны быть еще кандидатуры, — не
Сваха потянул за латунную ручку верхнего левого ящика, извлек папку — еще в прошлый раз показавшуюся стоматологу подозрительно тонкой, — помахал ею перед носом клиента и вновь убрал в стол.
— Разумеется, у меня есть и другие кандидатуры, однако я считаю, что ты приложил недостаточно усилий в отношении Сандрин Фурнье.
— Да говорю же, она не в моем вкусе. У меня от одного взгляда на эту бабу мурашки по коже. А что она сама тебе рассказала?
— Практически то же самое. Но ты не беспокойся, я с ней поговорю. Как я уже объяснял, время и настойчивость — вот все, что тебе нужно. А если вдруг станет совсем уж невмоготу, подумай о тулузской колбаске и горстке тушеной фасоли.
Перед самым уходом дантист все-таки не выдержал:
— А что ты там говорил насчет маленькой зеленой пуговки?
— Да так, неважно.
Уже в дверях сваха положил руку на плечо Ива Левека и многозначительно добавил:
— Запомни. О человеке судят по его последнему блюду.
Проводив дантиста, Гийом Ладусет вернулся обратно к столу. Он уже почти было сел, но тут взгляд его привлек лепесток миндаля на полу, и мысли тотчас вернулись к первому посетителю в это утро. Тогда он только-только успел скинуть свои магазинные кожаные сандалии, как открылась дверь. Волосатые пальцы Гийома тотчас забегали по полу, пытаясь нащупать обувь, но тут он поднял глаза и увидел, что это Стефан Жолли. В кои-то веки булочник явился не с пустыми руками. Коричневый бумажный пакет с двумя еще горячими круассанами с миндалем, что он прихватил с собой, был явно не первый за это утро, судя по оползню крошек на выступе белой футболки.
— Не хочу показаться грубым, Стефан, но не мог бы ты хоть чуть-чуть отряхнуться, прежде чем войдешь, — произнес сваха.
Булочник оглядел себя сверху вниз:
— Я понимаю, на что ты намекаешь.
Он чуть отступил назад и пару раз качнул бедрами.
— Думай о собаках, а не о хула-хула, [12] — посоветовал Гийом Ладусет.
После того как Стефан Жолли сбросил свой гастрономический камнепад, сваха жестом пригласил его в кресло с облупившейся инкрустацией. Булочник устроился поудобнее, и друзья незамедлительно перешли к делу. Из нижнего ящика стола Гийом Ладусет извлек две тарелки и пару бумажных салфеток. Затем каждый взял по пышному миндальному круассану и принялся смаковать под чашечку свежего кофе из кофеварки, стоявшей на маленьком столике с древней кружевной скатертью. Покончив с трапезой, друзья промокнули губы салфетками, при этом Гийом Ладусет обнаружил порядочного размера крошку у себя на груди, которую тут же отправил в рот. Он убрал тарелки в нижний ящик стола, и оба удовлетворенно притихли, точно ящерки на солнце, греясь в тепле собственного довольства. Наконец Стефан Жолли вспомнил о цели своего визита. Удостоверившись, что клиент за ночь не сменил имя или адрес, сваха внес биографические данные в бланк и исчез зачем-то в погребе. Через минуту он появился вновь, с серой нейлоновой накидкой, и ловко набросил ее на булочника.
12
Гавайский танец; исполняется женщинами под барабанный бой и пение, характерен ритмичными качаниями бедер и другими эротичными па и пантомимическими движениями рук.
— Но я не хочу стричься! — запротестовал Стефан Жолли.
— А я не хочу представлять интересы
Уже в следующий момент пальцы Гийома Ладусета привычно запорхали, и на пол посыпались длинные, черные, запорошенные мукой завитки.
— Вот теперь порядок, — подвел итог сваха после того, как подмел пол и проводил друга до двери. — Я сделаю необходимые приготовления и буду держать тебя в курсе. Итак, о чем ни в коем случае нельзя забывать?
— Быть чисто выбритым перед каждым свиданием?
— Да, верно, но я имел в виду кое-что другое.
— Что истинному джентльмену стрижка ни к чему?
— Да, и это тоже, но я думал о чем-то еще.
— Не ковырять в зубах вилкой?
— Да, да, разумеется. Прости, что пришлось тебе об этом напоминать, но это часть предоставляемых мною услуг. На самом деле я имел в виду обещание ни при каких обстоятельствах не заводить разговор о твоих изысканиях.
— Изысканиях?
— Весь этот бред, что, мол, лягушачьи лапки едят лишь одни легковерные туристы и что все это старая «утка», запущенная еще в 1862-м французским проказником-купцом, бывшим проездом в Лондоне.
— Вообще-то это было в 1832-м.
— Вот-вот. Мой тебе совет — оставь свою земноводную чушь для других.
Поклявшись, что он ничего не забудет, булочник откланялся и зашагал вниз по улице. Стефан Жолли наслаждался ласковым щекотанием беспрестанного бриза в свежеостриженных волосах и собирался с духом, предвидя гнев неизбежной очереди, топчущейся перед закрытыми дверями булочной.
Бросив миндальный лепесток в ведро, Гийом сел на вращающийся стул и безучастно уставился перед собой. Потом поставил локти на стол, подпер подбородок ладонями и задумался, что, черт возьми, ему делать дальше. «Грезы сердца» открыты уже больше месяца — и что? Чем он может похвастать? Пахнущим медью скупердяем-дантистом с прической, от которой в ужасе шарахнется даже самая непритязательная из женщин? Рыботорговкой с аллергией на моллюсков? Парой односельчан, которые друг друга на дух не переносят? А теперь еще эта история с Лизетт Робер. Без сомнения, повитуха заслужила право на любовь — собственно, как и все остальные, — но разве это честно — подстрекать двух обладателей «Непревзойденной Золотой Услуги» скрестить шпаги за ее благосклонность? И разве благородно заносить в картотеку сразу двоих поклонников повитухи? И вообще, есть ли шансы хоть у одного из них?
Сваха размышлял о горстке клиентов, что заходили к нему в «Грезы сердца» на прошлой неделе, и особенно о том, кто беспокоил его больше других, — о Жильбере Дюбиссоне. Гийому не понадобилось долго убеждать почтальона забыть о «Непревзойденных Бронзовых» и перейти сразу к значительно более дорогостоящим «Непревзойденным Серебряным Услугам». Но скажите, где найти женщину, которая захочет иметь дело с болтуном, да еще с сомнительными мочеиспускательными привычками? И хотя у почтальона — как и у любого другого в деревне, — бесспорно, имелись свои таланты, сваха нисколько не сомневался, что от мужчины женщине нужно нечто гораздо большее, чем умение, пусть и немаловажное, выращивать спаржу. С первой минуты, как Гийом открыл «Грезы сердца», этот человек почти ежедневно доводил сваху до белого каления своими визитами из дома через дорогу, «посмотреть, как идут дела». Как цикада, почтальон обнаруживал себя на слух, производя звуки, большую часть которых можно было смело пропускать мимо ушей, особенно когда тот взахлеб разглагольствовал о своих деревянных ящиках для цветов. Иногда у мерзавца хватало наглости заявиться с пачкой печенья «Пти Борр Лю» и просиживать на скамейке всю вторую половину дня. Уже одно это было невыносимо, но сваха не сомневался, что присутствие Жильбера Дюбиссона отпугивает потенциальных клиентов, — не говоря уж о крошках, веером разлетавшихся по сторонам с каждым почтальонским чихом.