Свекруха.ru

Кускова Алина

– По-твоему, лучше бы он ушел к любовнице? – изумилась Лизавета.

– Нет, это тоже плохо, – вздохнула я. – Но мог бы уйти жить к другу! Друг так долго бы не выдержал, и Данька давно уже вернулся бы обратно. А Нонна, Нонна Викторовна, только рада, что сын с ней живет.

Наверное, я говорила слишком эмоционально, но меня все это просто допекло.

– Ты ошибаешься, Элечка, – мягко укорила меня старушка. – Нонне не все равно. Она сегодня мне позвонила и попросила, чтобы я с тобой поговорила.

– Зачем? – удивилась я. – Она была у меня утром, мы говорили.

– Видимо, вы обе не доверяете друг другу. А старому человеку можно рассказать все.

– Почему

это? – недоверчиво спросила я.

– Знаешь, есть у Тютчева такие замечательные стихи, – Лизавета встала со стула и подошла к окну. И стала декламировать, глядя на свой яркий, ухоженный палисадник.

Когда дряхлеющие силыНам начинают изменять,И мы должны, как старожилы,Пришельцам новым место дать, -Спаси тогда нас, добрый гений,От малодушных укоризн,От клеветы, от озлобленийНа изменяющую жизнь;От чувства затаенной злостиНа обновляющийся мир,Где новые садятся гостиЗа уготованный им пир;От желчи горького сознанья,Что нас поток уж не несет,И что другие есть призванья,Другие вызваны вперед;Ото всего, что тем задорней,Чем глубже крылось с давних пор,И старческой любви позорнейСварливый старческий задор.

Она говорила, а я смотрела на маленькую, чуть сгорбленную годами старушку в старой шляпке и застиранном переднике, читающую молитву своего поколения, убеленного сединами и удостоенного великой мудрости, и думала. Думала, что скажу ей все потому, что не смогу соврать этой чудесной женщине, и она меня обязательно поймет. Скажу потому, что она не Нонна и не свекровь. И я люблю бабушку Данилы, люблю Данилу… Я не заметила, как последние слова произнесла вслух.

– Я тоже любила своего Сашеньку, – печально улыбнулась Лизавета Сергеевна. – Ох, как же мы любили друг друга. И радовались, когда Коленька родился, всем общежитием его рождение отмечали…

– Я беременна, Лизавета Сергеевна.

– Вот и хорошо, – старушка встрепенулась и подошла ко мне, обняла и прижала к груди мою голову. – Значит, скоро помиритесь окончательно.

– Не помиримся, – замотала я головой, уткнувшись ей в фартук, – он спросил, от кого ребенок, а Нонна говорит, что Даниле сначала нужно получить сте-е-епень…

И я расплакалась.

– Глупенькие какие вы, – тихо рассмеялась Лизавета, доставая из кармана фартука обычный носовой платок, от которых я уже отвыкла, пользуясь бумажными салфетками. – Данила с досады сказал, а Нонна от дури.

– Это точно. Вы не обижайтесь, Лизавета Сергеевна, – всхлипывала я, – но если все говорить честно, то ваша дочь дура-а-а-а.

– Она хорошая, и скоро ты в этом убедишься.

– Вы ее по-родственному защищаете…

– Не побоюсь показаться тебе чересчур начитанной, но что еще старушке делать по вечерам, как не книги читать, так вот. Еще Оскар Уайльд сказал: «Если вы хотите узнать, что на самом деле думает женщина, смотрите на нее, но не слушайте». Я думаю, он именно нашу Нонну имел в виду, хоть никогда не видел это милое создание.

– Ха, – хмыкнула я, сморкаясь в платок, – Нонна милая!

– Только Коленька ее хорошо знал…

– Лизавета Сергеевна, а кто такой Коленька? Ваш сын? Ее брат?

– Мой сын и ее муж, – повела плечами старушка. – А ты думала, я кто Нонне?

– Мама, – изумленно прошептала я. – А вы что, ей не родная мама?!

– Я ее свекровь.

– Что вы говорите?! – я чуть не свалилась со стула.

– Ты не знала нашей истории? – удивилась Лизавета Сергеевна.

– Данила такой скрытный, – попыталась оправдаться я. Честно говоря, я мало интересовалась его родственниками. Мне вполне хватало свекрови.

– Не стану мучить тебя никчемными подробностями, – принялась за рассказ Данилина бабушка. – Я рано стала вдовой, к сожалению, и одна воспитывала сына. Тоже тебе признаюсь – не я его воспитывала, а круглосуточный садик, работа у меня была сменная, затем продленка, учителя. Выучили они его, но сердечного тепла не дали. Женился мой Коля на Нонне, эффектной девушке со своего курса, но недолго они жили счастливо. Как раз когда Нонна забеременела Данилой, Коле подвернулась возможность иммигрировать в Израиль. Без денег он там никому не был нужен, я поменяла квартиру на комнату в коммуналке, доплату ему отдала, и переехала туда жить. Думала, устроится Коля на новом месте, жену с сыном заберет. А он встретил там другую женщину, с ней потом уехал в Америку. А Нонне прислал уведомление о разводе.

– Гад какой, – пробормотала я, забыв про слезы и тем более про яблоки, – извините.

– Когда Нонна узнала об этом…

– Отношения с вами прервала? Внука стала прятать?

– Она приехала за мной в коммуналку и забрала к себе. Трехкомнатная квартира досталась Нонне от родителей. Вот мы и растили Данилу вдвоем, а Коля, что ж, Господь ему судья. На католическое Рождество звонит и поздравляет. Сколько раз я ему говорила, что православная! Но у них в Америке все по-другому.

– Так Нонна ваша невестка! А вы ее свекровь с восемнадцати лет!

– В каком смысле? – удивилась Лизавета.

– Ну, она же Данилу в восемнадцать лет родила.

Лизавета Сергеевна тихо рассмеялась.

– Ох, и врушка она у меня, – подмигнула мне бабушка Данилы. – Обязательно при случае пять лет себе скостит! В двадцать три она Даничку родила.

– Вот, – обрадовалась я, – есть в ней все-таки что-то плохое!

Не очень убедительно у меня получилось, правда.

Не могла я понять, как могла эта мымра, эта вреднючая свекруха Нонна так поступить со своей свекровью. На миг я поставила себя на ее место. Ужас. Я бы не смогла. Неужели не смогла забрать к себе? А если бы она человек была хороший, как Лизавета Сергеевна?

– Так поэтому и фамилия у вас Кудрявцева, а не Филимонова, – тупила я дальше. – Значит, Нонна себе фамилию мужа Коли не взяла…

– Хватит, Элечка, – испугалась за мое душевное состояние Лизавета. – Что мы все о себе, да о себе. Ты о своих планах расскажи. Когда начнешь примирение? Я могу посодействовать.

– Я должна начать? Как-то страшно. Он же меня вчера опять застал…

Ладно, все рассказывать, так все. И я рассказала все, как было.

Наверное, мне пора заменить кого-то из действующих юмористов. Рассказами о своих несчастьях я вызываю у людей истерический смех. Теперь я уже боялась за душевное состояние Лизаветы, она тряслась от хохота при описании испуганного Сарика и взбешенного Данилы. А ведь на сцене с Сержем и собственным внуком едва начала улыбаться.