Свенельд. Хазарский меч
Шрифт:
Не приближаясь, девушка остановилась у березы. Пышные волны Перун-травы укрывали ее ноги, усиливая чувство, будто сама она – лишь морок, парящий над землей, сотканный из солнечных бликов на лесной зелени, из духа влажной лесной земли и нагретой хвои. От тени ветвей ее сорочка казалась зеленоватой.
Ярдар помедлил, ожидая, не поклонится ли она. Не он ли господин всей Веденецкой волости, которому даже старики из прочих весей и городцов кланяются первыми? Но девушка лишь чуть встрепенулась, и показалось, что сейчас она исчезнет так же быстро, как появилась. Желая удержать ее, Ярдар сдался и крикнул:
– Будь жива, девица.
– Будь жив, воевода, – отчасти
Ярдар еще подождал, но она стояла, прижавшись к березе, и всем видом выражая, что так же неспособна кланяться, как дерево.
– Я к твоей матери, – несколько надменно сказал Ярдар. – С делом. Дома она?
Девушка покачала головой, даже слегка сжала губы, будто отказываясь отвечать.
– А где? Надолго ушла?
– Надолго.
– Заранка! – Ярдар начала терять терпение. – Говори толком! Где она?
– Хотен за ней прислал, – с той же неохотой разомкнув уста, ответствовала упрямая девица.
– На что она ему?
– Рожают у них. Младенца принимать, судениц к нему зазывать… Мужика в долбушке прислал. Раньше завтрашнего дня не ждем ее домой.
– Тьфу ты, задергай тя волк! – вполголоса выбранился Ярдар.
– А тебе что за дело до нее? – осведомилась девица, пытливо глядя на него. – Твоя судьба на веретене давно, а новых чад тебе не послано вроде… или как?
Она склонила набок голову, и в ее узких глазах отражалось насмешливое любопытство.
– Тебе почем знать? – с досадой отозвался Ярдар.
Он не знал, на что решиться. Развернуть коня и тронуться восвояси? А завтра или через день ехать снова? Глупо было проскакать почти десять верст и с последней версты возвращаться несолоно хлебавши. Да и Заранка… Казалось бы, девчонка, мышь лесная, перед ним, воеводой, ничто… Но при ней всякого переполняло чувство, будто где-то рядом – иные силы, выше человеческих.
Свинья по имени Мышка рылась в земле между ними. Заранка нашла ее позапрошлой весной, маленьким полосатым поросенком, и вырастила при доме, как собаку. Теперь свинья везде ходила за ней, как собака, и болтали, что когда Огневиды дома нет, Заранка пускает животину в избу и позволяет ей спать возле себя.
– Ты, что ли, видала то веретено? – продолжал Ярдар; она заговорила именно о том, о чем он сам думал, и ее небрежные речи пригасили его воодушевление.
– А и видела. Что тут мудреного?
– Врешь. Что ты можешь знать?
– Ты чего от матери-то хотел?
– Не твое дело.
Ярдар сам не знал, зачем он с нею разговаривает. Младшая дочь Огневиды уже пару лет считалась невестой, но никто из отроков к ней и близко не подходил. Всем известно, что «знающий человек» должен передать кому-то своих духов, а Огневида, ведуница, умела призвать самих матерей судьбы. У нее было в живых две дочери: Мирава и Заранка. Никто, кроме тех судениц, не знал, которую она выберет в наследницы. Глядя на Мираву, спокойную и целеустремленную, молчаливую, но с таким красноречивым взглядом глубоких темно-голубых глаз, всякий сказал бы: вот самая достойная женщина. Но при виде Заранки на этот счет возникали сомнения…
– Узнать хотел… – начал Ярдар, как всегда, невольно ощущая, что искомая им судьба неслышно бродит где-то рядом. – Вы тут и не слыхали, что русы с Хазарское моря воротились и через Тархан-городец прошли?
– Мы видели их, – Заранка двинула плечом, дескать, эка безделица, будто многотысячные войска каждое лето здесь ходят.
– Где ж вы видели?
– На реке.
– Князь их, волот, сказал, что была у них рать с хазарами на Итиль-реке и что сын князя
– Они ведь ушли? – Заранка приняла вид более задумчивый, чем насмешливый, и погладила ствол березы. – Русы?
– Русы ушли. Да как бы по их следам горя-злосчастье не налезло к нам.
– Это можно выспросить… – Не глядя на него, Заранка снова погладила белую кору в черных жестких глазках. – Если ты не боишься…
– Я боюсь? – Ярдар даже наклонился с седла в ее сторону.
Всегда было так: он понимал, что глупо ему перед ней объясняться или оправдываться, но никогда не мог удержаться, будто кто за язык тянул, и от этого злился уже не столько на нее, сколько на себя. Видно, все хорошее, что Огневида смогла выпросить у судениц, досталось ее старшей дочери, красивой женщине и завидной жене. Заранка же была как тот колобок из всего, что намели в овине и наскребли по сусекам, да еще смешали с толченой сосновой корой.
Заранка оторвалась от березы и медленно двинулась к нему.
Она шла тихо-тихо, лишь колебался раздвигаемый полог Перун-травы, и она будто плыла, по пояс укрытая этими пышными листьями. Но Ярдару потребовалось сделать над собой усилие, чтобы не шелохнуться и сдержать желание попятиться. Она остановилась в трех шагах, так что он мог видеть ее глаза – темно-голубые, только они, казалось, и роднили ее со старшей сестрой, но вместо покоя в них сверкала живая и горячая сила.
– Так не живых же о судьбе вопрошают, – тихо сказала она, и ее пониженный голос скользил в уши, как змея по мху. – Иных советчиков будем звать… ее, сестру мою.
Она говорила вовсе не о Мираве, и Ярдар это знал. Пятнадцать лет назад Огневида – тогда Датимир, ее муж, был жив, – родила разом двух младенцев-девочек. В этих края рождение близнецов встречали настороженно: одному отец – человек, а второму кто? Только один из них считался по-настоящему живым, но как знать – который? От второго же не ждали ничего доброго, и бывали случаи, когда семьям с близнецами приходилось удаляться с прежнего места, зная, что случить неурожай или мор, они окажутся виноваты. Смерть одного из близнецов встречали с облегчение – Темный Свет [15] забрал своего. Неудивительно, что ведуница принесла дитя с того света, но ее начали сторониться. Хорошо еще, что Датимиров двор стоял в некотором отдалении, скрытый от других частью леса.
15
Темный Свет – противоположность «белому свету» (миру людей) – потусторонний мир.
Когда однажды зимой умер Датимир, это приняли как неизбежное несчастье в доме, где живет кто-то с того света. Любован, старейшина Крутова Вершка, на другой день после поминального стола сказал Огневиде: к весне отправляйся назад к родне, мы ждать не хотим, пока твой проклёнуш у нас всех людей повыведет. Но к весне у нее осталась только одна дочь: вторая умерла, немного не дотянув до трехлетия, и вот тогда в Крутовом Вершке вздохнули с облегчением. Три года – тот срок, какой дитя Темного Света способно протянуть на белом свете, и люди радовались, что оно успело утащить за собой только одного человека. Огневиде позволили остаться и даже помогали по-родственному, как всякой вдове.