Свенельд. Хазарский меч
Шрифт:
– Так что же он, нам, что ли, за брата мстить думает? – сердито спросила Мирава.
– Да ему хоть бы на кого кинуться! Не лезь под руку. Хастен сам все уладит. Добра же тебе хочу.
Что Озора заботится о ней, Мирава не верила. Но, немного успокоившись, начала соображать: Озора хочет отвести беду от Тархан-городца. Если не удастся убедить хазар, что Заранка – не оборотень, то признаваться, что у нее ближайшая родня в городе, будет неразумно. К тому же Азар может рассердиться и на Ольрада, если всплывет его «дружба» с тем самым Амундом, что лишил Азара родного брата…
Эта мысль охладила голову, и Мирава смирилась
Облегчение ей принесло только одно. Пока прочие судили, что да как, к ней наклонилась Вербина, Заведова жена, и шепнула:
– Я мальца нашего послала к вам туда, – и подмигнула, имея в виду Крутов Вершок. – Матери скажет и большаку. Пусть сами умом раскинут.
Мирава благодарно сжала ее пухлую загорелую руку. Подать весть матери и дядьке Любовану было очень важно, но едва ли Озора позволила бы сделать это ей самой.
Пойманная лесовица сидела в тени Азарова шатра на траве, со связанными руками, а ловцы расположились на кошмах у длинного костра, где варилась и жарилась их охотничья добыча – тушки зайцев и уток, куски веприны. Вид у лесовицы и впрямь был дикий: белая одежда спереди замарана бурым и зеленым, на лице и руках кровавые ссадины, волосы растрепаны, подол вздевалки надорван о сучок. Очелье, сорванное веткой, она потеряла, когда лезла на дерево, и теперь спутанные пряди падали на щеки. За все время Заранка не сказала ни слова, потрясенная всем произошедшим; ее загнали на дерево, почти на тот свет, ее называли оборотнем и обращались как со зверем, и ей самой уже казалось, что некое злое колдовство превратило ее в зверя. Она видела собственные руки и ноги, такие же, как обычно, но эти чужие люди вели себя так, будто видят зверя. Кто видит истину, а кто – морок? Может, она и правда стала турицей и только сама этого не замечает? Если бы она заговорила, может, удалось бы убедить себя и других, что она – человек, но на Заранку напала неодолимая немота.
Не собираются ли они и ее зажарить и съесть, как того вепря, чья голова лежит у костра? Потом из ее костей вырастет дерево, из дерева отрок сделает дудочку, дудочка будет петь ее голосом, жалуясь, как сгубили безвинную девушку злые люди… Мысли метались, как обезумевшие куды, никакого выхода не находилось.
Среди хазар, близ их вождя, сидел Хастен. Постепенно в голове у Заранка прояснилось, и она стала разбирать кое-что из их разговора.
– Но если ее мать – ведуница, то очень похоже, что девка и правда оборотень! – говорил Азар-тархан, с любопытством на нее посматривая. – Я немало слышал о старухах, которые умели превращать своих детей и зверей и посылать на разные злые дела. Может, она хотела погубить меня и послала свою дочь, чтобы она подняла меня на рога!
Хазары вокруг костра засмеялись: было видно, что такая возможность скорее веселит тархана, чем пугает.
– Да неужто она пыталась вас забодать? – отвечал Хастен, тоже посмеиваясь, но его серые глаза были не веселы, а скорее насторожены.
– Нет,
– Откуда ей было знать, сколько нас!
– Она не знала, какие мы отважные паттары!
– Сразу поняла, что здесь ее саму живо на копья поднимут!
– Но теперь, когда уж видно, что она вам вреда не причинила, не лучше ль отпустить ее подобру-поздорову? – предложил Хастен. – Она уймется, больше не станет.
– Мы подумаем, что с нею делать, – Азар-тархан не был склонен так легко расстаться с удивительной добычей. – Надо убедиться, что она оставит это колдовство и больше не будет нападать на людей!
«Я на вас не нападала!» – подумала Заранка, но лишь нахмурилась, не в силах одолеть проклятую немоту. Ей ужасно хотелось пить и умыться, но руки были связаны и затекли, и никто не спешил ей на помощь. Кругом были одни хазары, а Хастен, судя по его глазам, скорее опасался за себя, чем старался вызволить ее.
– Зачем вы разрешаете таким опасным колдунам жить в ваших краях? – спросил немолодой хазарин, более смуглолицый и скуластый, чем ясы, с двумя длинными черными косами, свисавшими из-под шапки. – От них полагалось бы давно избавиться, так поступают разумные люди.
– Да сколько живем, ни разу не слыхали, чтобы Огневида или дочери ее оборачивались… – начал Хастен.
– Дочери? – Азар хлопнул ладонью по земле. – Зэды и дауаги! [31] Так у нее их много?
31
Боги и силы!
После удачной охоты, к тому же отмеченной таким удивительным приключением, он был в веселом расположении духа. Этому следовало бы радоваться – еще вчера тархан, жаждущий мести, был весьма мрачен и несговорчив, – но Хастен тревожился, как бы это веселье им не вышло боком.
– Десять? Двенадцать? – наперебой стали угадывать хазары. – Двадцать пять?
– Их всего-то две, – примиряюще сказал Хастен, отчаянно прикидывая, как бы не выдать лишнего. – Одна уже давно замужем и живет, как всякая жена честная, ничего дурного не примечали за нею…
– Это ты сказал верно! – обрадовался Азар-тархан. – Я когда-то слышал, что если лесную девку взять в жены, то из нее выйдет самая обычная жена… А вот и Ярдар! – Он заметил быстро идущего через стан молодого воеводу. – Куда же ты подевался? Ты погнался за каким-то тощим оленем, а мы без тебя загнали вон какое чудо! – Он показал на сидящую Заранку. – Мы поймали лесовицу, она сначала обернулась туром, потом белкой, прямо у нас на глазах, залезла на дуб, а там вдруг стала девкой! Мы все это видели, верно, паттары?
Он глянул на своих людей, и те охотно подтвердили: все так и было. Только немолодой хазарин, Карабай, недоверчиво крутил головой и ухмылялся, а остальные в своем воображении сейчас видели то, чего не видели в лесу.
Весь вид Ярдара выражал неодолимое изумление. На лову он и несколько его отроков отстали от Азара, погнавшись за другой добычей, и вернулись позже других. Он успел только наспех умыться и переменить сорочку, мокрые волосы липли ко лбу, руки беспокойно оправляли пояс.
– Это… Эта девка обернулась… туром? – повторил Ярдар, способный поверить в это не более, чем сама Заранка. – Это… быть того не может.