Сверхновая американская фантастика, 1997 № 01-02
Шрифт:
(Моя жена однажды опубликовала юмористический фантастический рассказ об исходе мифической войны между кентаврами и людьми. Не указывая источник, она взяла имена, названия и т. д. из языка басков! Вы наверное слышали старую легенду о том, как дьявол хотел вернуться на небеса. Во искупление бог велел ему выучить язык басков. Через семь лет тот выучил только одно слово и то не мог правильно употребить его, поэтому бросил это дело и вернулся в Ад).
Кстати, где по вашему мнению образовались индоевропейские культуры? (Я говорю «культуры», потому что были бесчисленные набеги в разные части мира, за период в тысячу лет; пришельцы не принадлежали к одной расе, но черпали элементы языков, религий, социальный строй и т. д. из какого-то общего источника). Я очень сомневаюсь в кем-то выдвинутой теории о происхождении их с южного побережья Балтийского моря. Вряд ли там могла возникнуть конная колесница, которая была большим индоевропейским военным изобретением.
Хочется также узнать ваше мнение, как палеонтолога, о южно-африканских открытиях очень раннего проточеловека и выводах относительно этого. Мне кажется вполне вероятным, что существа, родственные австралопитекам, могли там возникнуть в виде приматов, которые сначала ели падаль, а затем охотились, и что все человекоподобные — их потомки. Но этому пока нет неоспоримых доказательств. (Конечно, те писатели, которые как Роберт Ардри утверждают, что такое наследие порождает инстинкт убивать, переходят границы доказанного). Недавно антрополог Карлтон Кун взбудоражил всех, выдвинув идею, что разные расы хомо сапиенс — он перечислил пять: европеоиды, монголоиды, австралоиды, бушмены и негроиды — образовались в разных местах и в разное время; то есть, их общее начало еще до возникновения хомо сапиенс, а не примитивная форма человека. За это он был назван расистом. Но такое обвинение, естественно, не имеет смысла: если наследственные линии действительно настолько отличаются друг от друга, то нечего говорить о недостатках и превосходстве одного вида человека над другим. (Все эти вопросы очень меня занимают, потому что я обещал написать небольшую популярную статью о новых открытиях в области эволюции человека, и поэтому интенсивно изучаю этот предмет.)
Возвращаясь к письменной, особенно к средневековой истории: я не столь уверен как Вы, что христианство, как таковое, несло цивилизующее влияние. Ведь этические нормы — доброта, честность и т.д. — возникали сами по себе во многих культурах. Кстати, ранние христиане были не менее жестокими, чем нехристиане. Часто даже более немилосердны, воюя в религиозных войнах. (Язычники могли себе позволить быть терпимыми, но иудейско-христианско-мусульманские традиции требуют всеобщего следования канонам только своего вероисповедания). Мне кажется, что важнее всего была объединяющая функция церкви. (Поэтому, например, хотя англичане и французы ненавидели друг друга веками, они сохранили единое — католицизм; именно через него продолжался обмен идеями между ними). Церковь постепенно становилась все более и более тиранической — это правда. Но в Западной Европе, если этого не было в православных странах, всегда существовало напряжение между церковью и государством, которое предотвращало от полного обладания властью той или иной стороной. Поэтому была некоторая свобода развития личности. И большая часть современной демократии берет начало из протестантской Реформации, которая, как вы знаете, была по сути попыткой очистить искаженную практику римско-католической церкви.
Конечно, Реформация была гораздо более значительным явлением. Лютер был далеко не первым протестантом; просто он первый преуспел в том, где его предшественники, вроде Яна Гуса, потерпели поражение. Из-за внутренних противоречий вместе с требованием досконального следования доктринам — требования, которого во многих религиях нет — христианство порождало снова и снова одинаковые ереси. Например, современная унитарианская церковь всего лишь версия древней арианской веры; арианство, как Вы знаете, было попыткой восстановить монотеизм, которому угрожала доктрина Святой Троицы. Подобным образом, мормонская церковь, здесь, в Америке — которая, поистине, словно вышла из научно-фантастического романа! — в сущности, следует гностицизму. Что же касается спора между католиками и православными, то он возник вокруг вопроса о действительной природе Святого Духа, — однако, это Вы знаете, конечно, лучше моего.
Вне всякого сомнения, тут играют роль и вопросы практического свойства. Патриарх Константинополя имел достаточно причин, чтобы не признавать главенство Папы Римского над собой. Таким же образом европейские монархи часто сопротивлялись папскому влиянию; как вы помните, французские короли переводили Пап в Авиньон на некоторое время. Тем не менее, и это имело догматическую подоплеку. Что это за Божья сила, которой обладал Римский епископ? Как следует толковать знамение Христа Св. Петру? Если протестантизм был только реформаторским движением, то он должен был оживить церковь (как сделали это реформы, приведшие к разделению церквей), а не раздробить ее. Но основная позиция протестантства не может примириться с католичеством. Например, протестанты утверждали, что хорошие дела не помогут для спасения; вера была более важным и существенным требованием. Это прямо противоречило католицизму. Еще более важным для развития современного миропорядка было логическое следствие этой доктрины. Если нужна была вера, то она должна быть глубоко личной. Тут уже не шла речь о простом механическом чтении молитв и посещении церковных служб. Вместе с изобретением книгопечатания, требования всеобщего чтения Библии способствовало распространения грамотности. И, конечно, когда такое множество людей задумались о религиозных вопросах, стали плодится ереси; лютеранская церковь раскололась на сотни различных сект; и при отсутствии единой могучей церкви смогло развиться гражданское светское государство. Причем оно не могло стать тираническим светским государством; ему приходилось считаться со слишком большим количеством различных мнений.
Я, в общем-то, не собирался так долго распространяться об этом предмете. Только хотел сказать, что церковь и ее идеология неразрывно связаны с развитием современного мира — к лучшему или к худшему, но христианская этика вовсе не из ряда вон выходящий кодекс поведения, подобный мог бы развиться, возможно, и среди поклоняющихся Одину, Перкунасу, Кернунносу, или кто там у Вас был исконно русским Богом-Отцом.
Мы можем позволить себе умозрительным построением фантастической альтернативы о нашем друге Харальде Норвежском, зяте Ярослава Мудрого. В его дни Норвегия входила в епархию Бремена вместе с Данией. Дания была ближе к Бремену, чем Норвегия, и соперничающий с Харальдом Свен Датский был в хороших отношениях с Бременом и Римом. (Кстати, Свен переписывался с Гильдебрандтом, который позже стал великим реформатором Папой Григорием). Поэтому, чтобы предотвратить наводнение норвежской церкви враждебными ему священниками, Харальд возложил на себя право назначать священников в своем королевстве — очень важное право, как Вы понимаете. Папа направлял посыльных с протестами. Харальд отвечал: «Другого архиепископа в Норвегии, кроме меня, я не знаю».
На этом, кажется, дело и закончилось, наверное потому, что Харальд вскоре был убит во время попытки захватить Англию, и его сын, будучи в мире с Данией, не имел причин ссорится с Римом. Но давайте предположим, что Харальд победил сначала англичан, затем норманнов. Он бы стал одним из самых могущественный королей в Европе. Если бы он остался на позициях назначения священников, препирательства дошли бы до того, что Папа мог бы отлучить его от церкви, или наложил бы отлучение на всю его империю. Но он бы не уступил, как это сделал английский король Иоанн в 13 веке, Харальду было куда податься. В конце концов, жена его была русской; у него было много связей при царском дворе, он, должно быть, посещал православные службы во время странствий — раскол между церквями был достаточно недавним. Короче, он вполне бы мог обратить Норвегию и Англию в православную веру! Получилось бы это или нет, в конце концов, я не знаю. Как не знаю и того, могли бы другие страны, такие как Дания и Швеция быть вовлеченными в ту же сферу, и других следствии этой перемены — но будет весьма заманчиво поразмышлять об этом.
Я просто писал, что приходило на ум, сев за пишущую машинку. Вам, верно, это ужасно надоело, и в любом случае пора ужинать, поэтому я заканчиваю. Однако, я бы хотел еще сказать, что мне очень понравился ваш рассказ перепечатанный в журнале «F&SF». Если Вы еще не видели номер с этой публикацией, я с радостью его Вам пришлю. (Кстати, если Вы хотите иметь подписку на некоторые наши журналы, я пришлю по возможности). Надеюсь, что Вы мне напишете, когда дела вам позволят выкроить время. Пожалуйста, без колебаний, говорите мне, что Вас интересует по части книжек и т. д. из США. Вы были столь великодушны, что я очень рад сделать что-нибудь для Вас. А пока наши лучшие пожелания Вам и Вашей семье.
Искренне Ваш,
Пол Андерсон.
31 октября 1967 г.
Оринда, Калифорния, США.
Дорогой профессор Ефремов,
Извините, пожалуйста, что я так долго не отвечал Вам. У меня здесь было очень много дел. Но, безусловно, я должен искренне поблагодарить Вас за большой русский словарь, чрезвычайно красивый томик «Руслана и Людмилы» (кстати, одноименная опера здесь очень популярна) и интересные фотографии из Кижей. Вся наша семья очень рада этим подаркам.
На самом деле я написал Вам примерно месяц назад, может, немного раньше. Но отчасти в виде эксперимента отправил письмо не как заказное, а как обычное, так что, возможно, Вы его и не получили. То же самое относится к посланным мною двум сборникам научно-фантастических рассказов, один из которых принадлежит раннему американскому мастеру научной фантастики Стенли Вейнбауму, а второй — Роберту Хайнлайну. Поскольку заказные бандероли в Америке стоят дорого, а упомянутые книги были весьма дешевыми изданиями, то я решил проверить, дойдут ли они обычной почтой.