Сверкающий купол
Шрифт:
И не Найджел ли Сент Клер, этот Генри Киссинджер ДЕЛА, придумал вполне осуществимый план для председателя совета директоров? Для паршивого вороватого мерзавца существовало только одно средство: посадить его так высоко в студийной иерархии, что он просто не сможет воспользоваться своими липкими лапами. Чтобы украсть большую сумму, ему придется пройти через цепь других пиратов и мошенников, и многие из этих старых воротил были слишком тертыми, чтобы позволить ему отрезать кусок от их пирога. План был блестящий.
Поэтому именно Найджел Сент Клер, в большей степени, чем кто-либо другой, был Создателем звезд в ДЕЛЕ. После того,
Найджел Сент Клер открыто доказывал, что его кузен заслуживает прощения. В конце концов, именно его кузен имел смелость организовать в Голливуде банкет с требованием импичмента и тюремного заключения для этого мошенника Ричарда Никсона. А теперь Найджел Сент Клер не был даже именем на асфальте. Между прочим, когда Мартин Уэлборн с Элом Макки вошли в его бывшую приемную, его бывшая секретарша стояла у окна и наблюдала, как сонный студийный маляр вписывает на стоянке новое имя.
Она вздохнула и промокнула сверкающую каплю на щеке, когда Эл Макки показал полицейский жетон и попросил разрешения поговорить с Германом Сент Клером Третьим, новым временным главой киностудии.
– По-моему, мы уже рассказали тем другим детективам все, что знаем, сказала она, возвращаясь к своему столу, чтобы высморкаться в бумажный платок.
Она была в самом подходящем для замужества возрасте, с задом, напоминающем арбуз, и глазами оцелота. Она была очаровательна.
– Дело передали нам, - сказал Эл Макки.
– Извините, но мы обязаны еще раз поговорить со всеми.
– Это очень печально, - сказала секретарша.
– Вот уже много дней подряд я не могу уснуть. Мы все любили старого мистера Сент Клера.
– Затем она быстро добавила, - Не то, чтобы мы не любили нового мистера Сент Клера так же, как и старого... Просто... невыносимо видеть, как на стоянке закрашивают его имя. Сразу понимаешь, что его могло вообще не быть. Вы понимаете, о чем я говорю?
– Да, это трагично, - сказал Эл Макки, заметив табличку на столе с ее именем - Тиффани Чарльз - и вспомнив, что ее телефон записан в рапорте Шульца и Саймона.
– Ну, наверное, такова жизнь, - сказала Тиффани Чарльз в то время как Мартин Уэлборн оглядывал довольно скромную приемную, увешанную фотографиями ныне покойных и здравствующих Сент Клеров - больших и маленьких студийных боссов.
Тиффани Чарльз вынула из ящика стола инкрустированную драгоценными камнями шкатулочку, проглотила две таблетки успокоительного, запила их минеральной водой и сказала:
– Я могу придумать только одну еще более печальную вещь: это если из тротуара на бульваре Голливуд выломают вашу звезду.
Эта мысль заставила ее содрогнуться, но она представила себе двух огромных, потных рабочих, сексуально разламывающих кирками асфальт, и немного пришла в себя. Тогда она обратила внимание, что удлиненные печальные глаза Мартина Уэлборна становились чувственными, когда он смотрел прямо в глаза. Он был не очень старым - примерно такого же возраста, как папа Тиффани Чарльз, что само по себе уже возбуждало. И он был довольно рослым парнем с красивым телом. Интересно поглядеть на его ягодицы. Тиффани Чарльз испытывала слабость к моложавым пожилым мужчинам, таким как этот, и к огромным потным животным, которые действовали напрямую и никаких тебе заигрываний. Это ей напомнило о деле:
– А что случилось с другими двумя детективами? Их не ранили, не убили?
– Детективов ранят только в кино, - сказал Мартин Уэлборн, и его мальчишеская улыбка заставила Тиффани Чарльз почти позабыть больших потных животных.
– Кто вам делает зубы?
– спросила она.
– Они у вас великолепные.
– Господь бог, - сказал Мартин Уэлборн.
– Вы хотите сказать, что у вас настоящие зубы?
– Да.
– О-о!
– сказала Тиффани Чарльз, разрывая сердце Элу Макки.
– Вернемся к покойному мистеру Сент Клеру, - сказал Эл Макки воплощение долга.
– Ну что же, - философски сказала Тиффани Чарльз, - нельзя же все время думать о прошлом. Мистеру Сент Клеру это бы не понравилось. Он говорил, что о тебе судят по твоей последней вечеринке.
Что было одним из последних прощальных слов Найджелу Сент Клеру в этом кабинете.
Когда их пропустили во внутренний офис преемника Найджела Сент Клера, Германа Сент Клера Третьего, двадцатипятилетнего выпускника Лос-анджелесского университета, имеющего множество мохнатых и длинных рук, он диктовал письмо своей стенографистке, Джильде Латур. Готовься не к стенографии, а к стено-графии и голо-графии, говорили ей, этот помоложе своего дяди Найджела.
Но одевались они одинаково. Между прочим, Герман Сент Клер одевался почти как Мартин Уэлборн. Он был похож на биржевого маклера из Пасадины. И у него был загар. Не тот поддельный загар от кварцевой лампы. Не тот, каким представляет себе остальная часть земного шара загар калифорнийский, а загар, о котором и не мечтал даже Джордж Гамильтон. У него был загар сильнее, чем получается, когда держишь у лица рефлектор, сидя на краю бассейна в самых верхних поместьях Трусдейл Истейтс, единственного места в Беверли Хиллз, где можно загореть по-настоящему. В дни немых фильмов Настоящие Удачники задумали отгородить Беверли Хиллз Великой стеной, но их планы сорвала остальная часть населения. Теперь из-за столпотворения проехать в Беверли Хиллз труднее, чем в центр Лос-Анджелеса, и только на вершине холма можно убежать от смога, который разъедает легкие, обжигает глаза и срывает больше игр в теннис, чем тысяча телефонных звонков от импресарио. И теперь давняя идея Великой стены не кажется такой сумасбродной. Почему так называемые лидеры общин всегда не слушают Настоящих Удачников до тех пор, пока не становится слишком поздно? Настоящие Удачники все время их предупреждали: Вьетнам, Тримайл Айленд. А Рональд Рейган? Он не мог попасть в "Браун Дерби", когда туда еще наведывались настоящие кинозвезды. Если бы они набрали кирпичей и сложили Великую стену, можно бы было хорошо загореть и на Беверли Хиллз, не забираясь на самую вершину, как вонючий калифорнийский кондор.
– Отдохни, Джильда, - сказал Герман Третий стенографистке.
Эл Макки не поверил своим глазам: в ней росту по меньшей мере девять с половиной футов, и она умеет писать письма? Страна чудес!
И офис был получше. Куча европейского антиквариата (здесь его называли восстановленная мебель), фотографии Германа Третьего с кинозвездами и государственными деятелями, несколько оригиналов рекламы картин, выпущенных студией и ставших киноклассикой, и целый лес раскидистых папоротников, бросающих таинственную тень на скульптурный подбородок Германа Третьего.