Сверстники
Шрифт:
– Вот где он прошёл, родимая. Вот тут! Взять его!
Рвун поспевал за Пенни на своих коротких ногах. Флажок поспевал повсюду.
– Флажок нам не помеха, па? – с тревогой спросил Джоди.
– Нисколько. Ежели медведь учует его, он не обратит на него внимания, разве что повернётся и дунет прямо к нему.
Несмотря на свирепый настрой Пенни, охота начала принимать свой прежний радостный колорит. Денёк выпал свежий и ясный. Пенни хлопнул Джоди по спине.
– Это будет получше всяких там рождественских кукол, правда?
– Ещё бы.
Холодный полдник был вкуснее иных горячих обедов. Они сидели, ели и отдыхали под славным
– Ежели Форрестеров хряк и подранил его, – оказал Пенни, – похоже, ему на это наплевать.
Вопреки всякой логике, в середине дня огромные отпечатки медвежьих лап повернули назад, в болото на востоке. Идти стало тяжело.
– Это напоминает мне прошлую весну, как мы с тобой гнались за ним по болоту у Можжевелового Ключа, – сказал Пенни.
Под вечер они оказались неподалеку от низовий Солёных Ключей. Внезапно Джулия подала голос.
– Это на него похоже – залечь в таком месте!
Джулия кинулась вперёд. Пенни побежал за ней.
– Она подняла его!
Впереди послышался треск, словно буря прошлась по гущине зарослей.
– Возьми его, родимая! Держи его! Ату! Взять его! Ату!
Медведь двигался с невероятной быстротой. Он с треском ломился сквозь чащи, замедлявшие продвижение собак. Он был как пароход на реке, и густая непролазь колючих кустов, лиан и стволов упавших деревьев была под ним всё равно что текучая вода. Пенни и Джоди вспотели. Джулия вновь подала голос. На этот раз в нём звучали ноты отчаяния. Она не поспевала за медведем. Болото стало до того топким и сырым, что их башмаки целиком погружались в жидкую грязь, и им приходилось дюйм за дюймом выдираться из неё, не имея под ногами никакой опоры, кроме плетей смилакса. Тут росли кипарисы; их острые угловатые корни были скользки и коварны. Джоди увяз по бёдра. Пенни обернулся и подал ему руку. Флажок описал дугу влево, ища места повыше. Пенни остановился перевести дух. Его грудь тяжко вздымалась.
– Похоже, он уйдёт от нас, – задыхаясь, проговорил он.
Когда одышка немного прошла, он снова двинулся вперёд. Джоди отстал, но, выбравшись в хэммок, на островок низкой субтропической растительности, пошёл быстрее и догнал отца. Тут росли лавр, ясень и пальмы. Идти через хэммоки было всё равно что перебираться по камням через ручей. Вода между ними была прозрачно-коричневая. Джулия впереди лаяла на длинной высокой ноте.
– Держи его, родимая! Держи!
Чащоба впереди переходила в поросшее травой пространство. В просвете завиднелась грозная фигура Топтыги. Он мчался, точно чёрный вихрь. Вот в ярде позади него показалась Джулия. Перед ними мерцала быстрая вода реки Солёных Ключей. Медведь с плеском бултыхнулся в поток и поплыл к противоположному берегу. Пенни поднял ружьё и выстрелил два раза подряд. Джулия, проскользив на брюхе к самой воде, села на задние лапы, высоко задрала нос и завыла тоскливо с горя и разочарования. Топтыга уже карабкался на противоположный берег. Пенни и Джоди выломились из чащи на низкий сырой берег. Черный округлый крестец мелькнул перед их глазами. Пенни выхватил из рук Джоди ружьё и выстрелил. Медведь подпрыгнул.
– Я попал в него! – крикнул Пенни.
Топтыга продолжал бежать всё вперёд и вперёд. С минуту было слышно, как он с треском ломился сквозь чащу, затем всё затихло. Пенни отчаянно толкал собак в воду. Они ни в какую не хотели плыть через широкий поток. Он всплеснул руками, опустился на корточки прямо в жидкую грязь и горестно замотал головой. Джулия поднялась, понюхала отпечатки медвежьих лап у кромки воды, затем села и возобновила свой плач, словно и не прерывала его. Джоди всего трясло. Он полагал, что охота окончена. И на этот раз Топтыга ушёл от них.
Он очень удивился, когда Пенни встал, отёр пот с лица, перезарядил оба ружья и двинулся на северо-запад по открытому берегу реки. Он решил, что отец знает менее запутанный путь, которым можно вернуться домой. Однако Пенни продолжал идти вдоль реки и после того, как по левую руку потянулись редкие сосновые леса. Джоди не осмеливался приставать к нему с вопросами. Флажок исчез, и он ужасно боялся за него. Но хныкать было нельзя, ни за себя, ни за оленёнка, – таков был уговор. Узкая спина Пенни сутулилась от усталости и разочарования, но вид у неё был непреклонный. Джоди оставалось только следовать за ним. Он намял себе ноги, они ныли. Старая шомполка тяжело давила плечо.
– Помнится, её дом был где-то здесь… – сказал Пенни, больше самому себе, чем сыну.
Берег потока начал повышаться. Сосны и дубы высились на фоне заката. Они подошли к высокой круче, вздымавшейся над потоком. На верху её стояла хижина, внизу было расчищенное поле. Пенни поднялся по извилистой тропинке и взошёл на крыльцо. Дверь была заперта, и не видно было дымка из печной трубы. Окон у хижины не было. Их заменяли квадратные проемы с деревянными ставнями. Ставни были плотно прикрыты. Пенни обогнул хижину. Один ставень сзади был приоткрыт. Пенни заглянул внутрь.
– Её нет, но мы всё равно войдем.
– Мы пойдём отсюда вечером домой? – с надеждой спросил Джоди.
Пенни повернулся и посмотрел на него:
– Домой? Я же сказал тебе, что намерен разделаться с этим медведем. Ты можешь идти домой…
Он никогда не видел отца таким холодным и неумолимым. Собаки, тяжело дыша, легли на песок возле хижины. Пенни подошёл к поленнице и наколол дров. Набрав охапку, он швырнул её внутрь хижины через открытый проем. Затем влез туда сам и открыл кухонную дверь изнутри. Джоди вернулся к поленнице, нащепал смолистых лучин и, войдя в хижину, положил их на пол. Возле открытого очага частью стояли, частью висели на вращающихся кронштейнах котелки и форма для выпечки хлеба.
Пенни развёл огонь и повесил над ним мелкий котелок. Затем развязал на полу котомку, достал кусок свиного сала и ломтиками нарезал его в котелок. Сало начало потихоньку скворчать. Пенни вышел наружу к колодцу и достал на вороте ведро воды. С полки на кухне он взял замызганный кофейник, заварил в нём кофе и поставил его поближе к жару. В заимствованной сковороде замешал кукурузный хлеб и положил прогреваться к огню две холодные картофелины. Когда сало растопилось, он вылил в него тесто, дождался, пока лепёшка затвердеет и подрумянится, и, отвернув кронштейн от самого жара, оставил хлеб доходить. Тем временем вскипел кофе. Он отодвинул его от огня, достал из расшатанного кухонного шкафа тарелки и чашки и поставил их на голый сосновый стол.