Свет Черной Звезды
Шрифт:
— Раз в год.
Нормально так.
И я с чистой совестью взялась черкать договор — сто голов скота за одну шкуру значилось теперь в нем. И это было гораздо более справедливо, чем двести голов за пятьдесят шкур.
— Это как-то…- начал было орк.
«Справедливо?» — ехидно поинтересовалась я.
И на это Хагартару Жрецу Солнечного полумесяца сказать было нечего.
«Тэхарс…» — начала было я.
— Понял, сам прикопаюсь, — проявил невероятную покладистость дракон.
И тут Эдогар осторожненько поинтересовался:
— Пресветлая
— Короче ты жить будешь? – прямо спросил Тэхарс.
— Смоляная Блестючка! — вдруг всхлипнул Ошрое, вытирая скупую, но все же имеющуюся слезу.
И что тут скажешь.
«Пресветлый Эдогар, я еще не разобралась в своем состоянии. Тэхарс не уверена. Великий Ошрое Топор Ручка, искренне рада видеть вас. Уважаемый Хагартар Жрец Солнечного полумесяца, невероятно приятно познакомиться».
И в этот момент распахнулась дверь. Мне даже смотреть не надо было, я уже знала, что там кесарь.
— Как? — прозвучал в мгновенно заполнившейся тишиной императорской канцелярии.
Подхватила отдельный листок, и написала на оитлонском:
«Сатарэн пробился ко мне».
Кесарь ко всеобщему удивлению не стал никого выгонять, он взял листок и подхватил перо, отнес к моему столу, тяжело опустился на стул и спросил все так же на оитлонском:
— Как ты себя чувствуешь?
«Странно, — написала я. — Здесь холодно, темно. Было очень одиноко, но сейчас Сатарэн приплыл».
Араэден на миг прикрыл глаза, судорожно вздохнул и задал следующий вопрос:
— Где-нибудь есть свет?
«Есть. Наверху. У меня нет сил плыть к нему.»
Он промолчал. Чувствуя какую-то необъяснимую вину, пояснила:
«Раньше хватало, сейчас нет».
Я сейчас видела его лицо. Оно казалось каменным и лишенным эмоций, но я уже слишком хорошо знала кесаря, чтобы отчетливо понять то, что он не хотел говорить «Ты умираешь!» — читалось во взгляде его ледяных глаз. Но произнес Араэден иное:
— Сатарэн приплыл.
Это не прозвучало вопросом, но подразумевало его.
«Да», — ответила я, взглянув на рыбку.
И внезапно поняла, что перестаю ее видеть… Сатарэн расплывался на моих глазах, а вместе с ним расплывался и его глаз, и кесарь, и писчее перо, упавшее безжизненно на лист бумаги…
— Дыши! — услышала я яростный крик императора.
И перестала слышать что-либо вообще. Силы покинули внезапно, я больше не могла сидеть на дне омута – легла, скептически размышляя о том, что дышать под водой вообще в принципе проблематично и фактически невозможно.
Хотелось закрыть глаза и уснуть. Хотя бы просто поспать, я безумно устала… И глаза закрылись сами собой, отрезая от света на верху, от одноглазой рыбы, от всего…
Я так устала…
И дышать… ведь невозможно дышать под водой.
— Нет ничего невозможного! – прозвучало так явственно, что глаза я открыла снова.
Передо мной сидел кесарь. В белом, рубашке и брюках, но босиком, что странно. А рядом с ним в
— Очень осторожно – протяни ко мне руку, — приказал Араэден.
Он мог бы протянуть свою, и даже обе, он сидел совсем рядом, а я обессилено лежала у его ног, но почему-то «протяни руку ко мне». Очередной гоблинский закон магии?!
Я не стала спорить, я попыталась сделать… и не смогла. Приподнялась, посмотрела на свои руки и поняла, что не могу пошевелить ни одной из них, не то чтобы поднять. И вдруг со всей очевидностью поняла — у меня есть основательный шанс остаться здесь. Навечно!
— Едва ли подобный расклад тебя обрадует, нежная моя, — довольно жестко произнес кесарь.
«Почему?» — мысленно спросила я.
Надеялась, что услышит.
Не знаю, услышал или просто догадался, с проницательностью кесаря спорить было бы глупо, но взглянув мне в глаза, Араэден ответил:
— Потому что в этом случае я останусь с тобой. Навечно. Как тебе перспектива?
Меня передернуло от перспективы. Нет, я все понимаю, омут там, вечное спокойствие, мысли всяческие, но на кесаря я не подписывалась!
— Думай, — все так же глядя на меня, приказал император. — Если я правильно определил способности Джашга твой любимый папа стихийный пророк. Он очень многое чувствовал в отношении, но едва ли осознавал – иначе не допустил бы нашего брака. Но предчувствия были, и многое он вложил в тебя мудрыми наставлениями. Это фразы-ключи. Я пытался выяснить, но они как татуировки Грахсовена – активировать может только носитель. Вспоминай все связанное с водой. Все, что шенге говорил тебе.
Вспоминать… думать… слова о воде… у меня сил не было на все это, хотелось просто спать. Тихо спать. Спать…
Глаза начали закрываться сами собой…
— Нежная моя, — очень ласково произнес кесарь, — учти, я никуда не денусь, и в замкнутом помещении у меня настроение портится. К слову, появляется желание убить кого-нибудь. Ты не вариант, а вот рыбка… я бы на твоем месте не стал меня провоцировать.
Я открыла глаза исключительно, чтобы переглянуться с миром. Нет, ну кесарь это конечно кесарь, но убивать целый мир… С другой стороны рядом со мной сидит тот, кто вообще себе империю вернул за пару часов. И Сатарэн тоже об этом вспомнил…
«Все, уже думаю!» — нервно заявила я.
Собирающийся свалить Сатарэн подумал и остался.
«А лучше бы сваливал, — сообщила ему.
Моргнув рыбьим глазом, мир взял и ответил:
«Ты нужна мне».
И в одной этой фразе было так много.
Я полежала еще секунду, собираясь с силами, а затем резко, рывком, не знаю из каких оставшихся возможностей, подняла левую ладонь.
Кесарь подхватил мгновенно. Сжал мои пальцы так крепко, стальной хваткой, словно капкан сжался, но боли не было – было ощущение надежности и силы. Затем рывок и через мгновение я больше не лежала на песчаном дне — полусидела в объятиях Араэдена, практически чувствуя тепло его тела.