Свет гаси и приходи
Шрифт:
— Простите пожалуйста, мы зацепились… вот так, спасибо вам за помощь.
Алиса проводила ее взглядом. В мир вернулись краски, запахи, звуки. Он стал таким объемным и полным, что в первый момент Алиса почувствовала себя оглушенной обрушившимися на нее подробностями.
Матвей с Сергеем тоже выглядели только что проснувшимися, а Виктор хмурился, закрыв глаза.
— Ты что-нибудь почувствовал? — спросил Матвей Сергея.
Он покачал головой:
— Столько всего происходило, что я уже и не знаю что я почувствовал. Энергия смерти зашкаливала, как будто мы уже
— Сразу вы и не поймете, — подал голос Виктор. — Разница через какое-то время начинает ощущаться. Вы потеряли смерть в тот момент, когда перестали его бояться и заговорили. — сказал он Матвею, — Теперь я вам ее возвращаю.
Он что-то держал на коленях и, наклонившись вперед Матвей увидел крошечное пушистое существо. Тело, собиравшееся содрогнуться от отвращения при виде собственной смерти, замерло от удивления.
Пушистое существо подняло ушастую головку и мяукнуло.
— Это же… котенок?
— Тебе досталась очень ласковая смерть, — пожал плечами Виктор. — И в тебе ее было очень мало, поэтому он мал. Возьми.
Матвей протянул руки и взял котенка, который помещался ему в ладонь. Он был черный с густым серебристым подшерстком. Смерть свернулась калачиком в его руках и затихла.
— Будет лучше если ты будешь носить ее при себе, — сказал Виктор. — Хотя, это личный опыт. Свою я просто не люблю упускать из виду. Теперь твоя очередь, — обратился он к Сергею.
Тот кивнул, с трудом оторвав взгляд от потустороннего Матвеева котенка. Смерть Сергея оказалась большой сонной птицей, черной, как ночь.
— Это значит что во мне смерти было… много?
— Да. Это неважно. Смерть легко спрятать. — сказал Виктор, — обычные люди не замечают ее.
Матвей бережно пристроил котенка во внутренний карман пиджака, чувствуя что зверек не может ни задохнуться, ни жаловаться на голод. Он почти ничего не весил и никак не ощущался.
Птица Сергея спряталась под полой его пальто, как будто уменьшившись. Алиса смотрела на друзей во все глаза, не зная, завидовать им или жалеть их.
— А как выглядит ваша смерть? — спросила она Виктора, не подумав, что вопрос может показаться бестактным. Хотя, какая бестактность, когда такие вещи вокруг творятся.
Виктор повел рукавом и оттуда медленно выползла длинная черная змея. Она меланхолично обвила его руку, изредка вытаскивая угольно-черный язык.
— Мне было семь лет и я умирал от вирусного гепатита, — сказал он, глядя в глаза змее. — Долго умирал. Так долго, что за месяц до настоящей смерти я стал видеть мир смерти, Лимб, серые пустоши, черную реку. Признаться, я успел влюбиться в те места. Там было спокойно и не было ни температуры, ни боли. Там я познакомился с хозяином этого места. Я считал его воображаемым другом с которым приятно было побеседовать. Однажды, он пришел ко мне во сне и подарил мне ручную змею. Подарок не испугал меня, хотя я никогда не любил змей. Я знал что из сна ничего не удается протащить и был очень счастлив, когда проснулся, а змея была со мной в больничной палате, куда меня привезли после неудачной операции. Они ждали моей смерти, но я
Виктор погладил клиновидную голову змеи и она прикрыла глаза.
— Дело сделано, — сказал он. — Я желаю вам удачи в вашем путешествии.
— Может быть вы хотите пойти с нами? — спросила вдруг Алиса, сама от себя не ожидавшая такого вопроса, но оно того стоило: увидеть мимолетное сомнение, на лице вечно сопротивляющегося всякой мистике Виктора.
— Не стоит. — сказал он. — Но, может, в другой раз?
И улыбнулся им на прощание.
Глава 17: Я так ждал тебя
Новый поворот и новый узкий коридор: весь в потеках багровой ржавчины, а может и крови, трубы оплетали бетонные стены. Троица забилась в крохотную очень грязную комнату, где стены были покрыты мелкой квадратной плиткой, отбитой кое-где сильными ударами, под низким потолком болталась одинокая лампочка накаливания.
— Нам нужно держаться вместе, — в сотый раз повторила Кира, отбрасывая со лба мокрую от пота отросшую челку. В Перекрестке не было ни парикмахерских, ни комнат отдыха. Все трое не знали, сколько они уже здесь, передышки занимали все меньше времени, рано или поздно их страхи находили их и старались развести в разные стороны.
Тим наклонился к Кате:
— В порядке? — серьезно спросил он. — Не ранена?
Всегда аккуратная белокурая Катенька, пуще холеры боявшаяся запачкать свое белое в цветочек платье, села прямо на пол, обхватив колени. Она замотала головой, не поднимая лица.
Ее дар, на который они так полагались в Мире, здесь не работал. Они были равны, одинаково запуганные, одинаково уязвимые.
— Нам нужно передохнуть, — обратился Тим к Кире, как к главной. — Мы бродим уже много часов, вечно это продолжаться не может.
— Мы должны найти Сережу, — отрицательно мотнула она головой. — Он должен быть где-то здесь.
Тим сжал зубы так, что у него побелели скулы. Кира знала этот жест: Тим с ней не согласен и будет спорить.
— Этот лабиринт живой. Все это место наделено каким-то сознанием. Если оно не захочет, чтобы мы нашли его…
— Оно уже много часов хочет разделить нас, — перебила его Кира. Она никогда не повышала голос, выработав у себя тон, который и тихо звучал внушительно. — И ему до сих пор это не удалось. Если мы можем противостоять ему в малом, мы можем и отыскать потерявшегося. Он — член группы, и одному ему в сотню раз тяжелее чем нам троим. Мы должны его отыскать.
Издалека раздался тихий звук: жалобный, берущий за душу детский плач. Катя горько заплакала, закрывая уши ладонями:
— Пусть оно перестанет, пусть перестанет, пожалуйста…
Тим посмотрел на нее с такой мукой, словно хотел бы забрать всю ее боль себе, помочь хоть как-то. Сострадание делало Тима хорошим врачом, но терзало его душу: он умирал с каждым, кого был не в силах спасти.
— Оно приближается, а мы здесь, как крысы в бочке, — сказал он. — Нужно уходить.
Кира согласно кивнула и поднялась на ноги. Плач усиливался. Тим бережно помог Кате подняться и повел ее к выходу.