Свет на пути. В синем небе нет следов
Шрифт:
Возможно, что именно поэтому они и решили отравить его, как это было принято в Греции. Они не могли терпеть человека, который так далеко ушел от них и так высоко поднялся над ними. Его красота, его истина, его честность — от всего этого они ощущали себя неполноценными. Он был сильнее толпы, которая и решила его участь.
Посмотрите, какая сила. Судьи были впечатлены такой силой. Им пришлось уступить большинству, но они выдвинули несколько условий,чтобы как-то помочь Сократу. Они сказали:
– Если большинство решит напоить тебя ядом, то тут мы уже ничего не можем поделать. Но у нас есть несколько других предложений — это в нашей власти. Во-первых, ты покинешь Афины и поклянешься никогда не возвращаться.
Сократ сказал:
– Это невозможно,потому что где бы я ни оказался,везде меня
Тогда судьи сказали:
– Есть еще одно предложение: ты остаешься в Афинах, но перестаешь говорить, перестаешь учить.
И тут Сократ впервые за время всего процесса рассмеялся. Он сказал:
– Ваши просьбы становятся все более нелепыми. Кем будет Сократ без его учения? Кем будет Сократ без истины? В этом вся моя жизнь,вся моя суть. Пожалуйста, не надо мне вашего снисхождения — смерть куда более достойное решение, чем уступки и компромиссы со всем, что противоречит моему сердцу.
И он принял смерть. Хотя у него были другие варианты.
Несомненно, в этом человеке присутствует сила, невероятная мощь. Но всего одна чаша яда смогла погубить его, потому что яду безразлично, кто его пьет — тупица или сам Сократ. Перед ядом Сократ оказался уязвим.
Так что, эти два явления не противоречат друг другу.
Вы чувствуете мою любовь, вы чувствуете мою силу — так и есть. Я могу выступить один против всего мира... на самом деле, именно этим я всю жизнь и занимался. Но те, кто обладает чувствительным сердцем, определенно увидят и мою уязвимость. Для меня достаточно одной пули. Пуля не увидит, убивает ли она зверя, глупца или будду.
Поэтому мысль о защите меня возникла в тебе в силу этой второй причины. Все мои санньясины чувствуют то же самое. Они чувствуют одновременно и мою силу и мою уязвимость. Мои санньясины по всему миру задают себе тот же самый вопрос: «Если в этом человеке заключена такая сила, то зачем волноваться о его безопасности?»
Сила идет из одного источника, а опасность смерти такого человека — из другого. Противоречия здесь нет.
Это в порядке вещей, что санньясины делают все возможное, чтобы огородить меня; просто им известно,что пламени свечи хватит силы, чтобы осветить целую комнату, но при этом оно так беспомощно: стоит только распахнуть окно, и ветер тут же задует его.
Противоречия здесь нет. Это два явления, имеющие разные причины.
Вопрос второй:
Возлюбленный Ошо,
Стирать твои одежды, готовить тебе еду, помогать тем, кто приходит к тебе с вопросами, нести твою весть в самые дальние уголки мира; находясь в тысячах километров от тебя, жаждать лишь коротко взглянуть на тебя — почему все это так мне дорого? Почему тайна этого ночного неба, наполненного тобой, так ценна?
Когда вы чувствуете нечто подлинное в этом абсолютно неискреннем мире; когда вы чувствуете нечто, настолько же чистое как любовь, в этом мире, где даже любовь нечиста, где нельзя найти ничего, что бы было достойно людей... И вот внезапно вы встречаетесь с человеком словно с другой планеты, говорящим на другом языке, указывающий пути к звездам, изо всех сил пытающийся помочь вам, без всякой причины — просто потому что ему нравится помогать людям достигать звезд.
Естественно, вам доставит огромную радость все, что вы делаете для такого человека, даже самая мелочь. Что именно вы для него делаете — не важно.
Мне вспоминается один случай из жизни Гаутамы Будды. Его старший двоюродный брат захотел принять посвящение, но прежде он сказал Будде:
– Послушай, Сиддхартха, — это была фамилия Будды, — перед тем как я приму посвящение,я хочу, чтобы ты выполнил несколько условий, потому что после посвящения я уже ничего не смогу тебе сказать — тогда ты уже будешь мастером, а я просто тенью. Поэтому давай разберемся со всем этим до посвящения, потому что пока я еще твой старший брат,а ты мой младший. — В Индии, по традиции, старших нужно уважать.
Будда спросил:
– Что это за условия?
Тот ответил:
– Да ничего особенного... так, мелочь. Первое: я всегда буду рядом с тобой. Так что ты не сможешь, посвятив меня, сказать: «Ананда, отправляйся туда-то и неси мою весть». Нет уж,я буду с тобой,так что помни об этом после посвящения. Это совершенно... ведь я хочу стирать твои одежды, я хочу ухаживать за твоим телом, я хочу массировать твои ноги после долгих переходов от одной деревни к другой. Я хочу проследить, чтобы тебе хватало хорошей пищи. Я хочу быть уверенным, что ты не замерзнешь в прохладную ночь, и что в жаркие дни ты не будешь сидеть в душном помещении. В общем, такая мелочь. Я и не для себя это прошу. Второе условие: ты не сможешь отказаться встретиться с людьми^ которыми я захочу, чтобы ты встретился. Пусть даже посреди ночи... и это ведь тоже не для меня, потому что ради встречи с тобой люди проходят тысячи верст, неся с собой огромную любовь, желая просто припасть к твоим ногам и послушать тебя, желая просто посмотреть на тебя, чтобы поверить в существование такого человека. Я не могу им отказать. Но твои охранники кажутся мне слишком уж суровыми. И третье условие: с кем бы ты ни говорил, я всегда буду рядом. Никто не сможет сказать,что ему хочется поговорить с тобой наедине. И это тоже не для меня, потому что чем дальше весть о тебе идет по миру, тем больше к тебе будут приходить друзей и преданных — но тем больше ты будешь наживать себе врагов. Я не хочу оставлять тебя в одиночестве — ведь кто знает? Твой гость может быть недругом. Ты так уязвим, что убить тебя раз плюнуть. Следовать за тобой сложно, но расправиться — очень просто, потому что, следуя за тобой, человек должен расправиться со своим эго, а это весьма нелегко, но убить тебя... такого изящного и утонченного человека. Я не оставлю тебя одного ни с кем, без исключений.
В Индии когда старший брат просит нечто подобное — или вообще что угодно, — младший брат безоговорочно все принимает. И Будда просто от души рассмеялся. Он сказал:
– Отлично! Твои условия приняты.
И только однажды,за все сорок два года,проведенных в обществе Ананды, Будда был вынужден просить его уступить ему по поводу одного из условий,потому что он пошел в свой дворец,который оставил двенадцать лет назад, чтобы увидеться со своей женой. Будда сказал:
– Я ее знаю: она очень гордая женщина. Перед тобой она и слезы не проронит. И меня она тогда встретит, как если бы я просто пожаловал на день по делам. Но все двенадцать лет она наверняка вся кипела внутри от злости. И не потому, что я ушел от нее... ведь я отлично ее знаю. Она не может злиться по этому поводу. Я знаю ее характер. Ее предки были воинами, и каждую девочку в ее семье с детства приучали, что ее муж однажды уйдет на войну, и что она не должна будет лить слезы, чтобы они не стали на пути у мужа. Она должна будет лишь припасть к его ногам и отпустить в полной уверенности, что он не оставляет дома рыдающую жену. Так что, дело не в том,что я ушел. Проблема в том — я отлично это знаю, — что я не сообщил ей о моем уходе, я не доверился ей. От этого она страдает, и твое присутствие не позволит ей раскрыться и выложить начисто все то, что она накопила за эти двенадцать лет.
И Ананда сказал:
– Я понимаю. Ради нее я сделаю исключение.
И все так и случилось. Когда Будда пришел к жене, первым делом она сказала ему:
– Поиск истины тут не при чем — на самом деле, я только горжусь, тем что мой муж ищет истину и что он всю жизнь посвятил истине. Мне больно вот отчего: почему ты ничего мне не сказал? Неужели ты думаешь, что я бы остановила тебя? Все двенадцать лет я жила с этой болью, потому что ты не доверился мне. Я очень боялась, что Ананда, твой вечный спутник, придет с тобой, и что я в таком случае не смогу сказать тебе все это — ведь он не только твой старший брат, но и мой тоже, по родству. Я бы не смогла все это сказать. Я очень благодарна тебе,за то что ты пришел один.