Свет озера
Шрифт:
Внезапно весь обоз снова остановился, откуда-то снизу раздался треск сталкивающихся повозок и громкие крики.
Бизонтен скинул свой плащ таким резким движением, что полы его захлопали в воздухе. Проходя мимо Пьера, он протянул ему плащ со словами:
— Что-то там неладно. Подержи-ка и приглядывай за моими кобылками!
Он бегом стал спускаться вдоль обоза, хватаясь за повозки, опираясь на плечи возчиков, а те кричали вместе с ним:
— Осторожнее! Дайте пройти!
С каждым шагом склон становился все круче и круче; становились все более узкими повороты, так
— Черт побери! Разве можно таким манером туда спуститься!
Откуда-то неслось жалобное размеренное ржанье покалечившейся лошади, оно словно шло из потаенных глубин неведомой бездны.
Бизонтен добрался до повозки Фавра, и тут жена Бертье бросила ему вслед:
— Это Бобилло… Мой старик уже побежал туда, и с ним — оба сына Фавра.
За тесным поворотом Бизонтен увидел на дне ущелья, где стремительно несся горный поток, движущиеся светлые пятна фонарей, дым пылающего факела. Он даже не заметил эшевена и его супругу, стоявших на обочине дороги. Протянув ему зажженный фонарь, эшевен сказал:
— Осторожнее! Произошло несчастье!
А супруга эшевена простонала:
— Наша Ортанс тоже внизу. Разве ее место там! Скажите ей, чтобы она поднялась наверх.
Цепляясь свободной рукой за ветки кустарника, Бизонтен чуть не кубарем скатился вниз, но успел огрызнуться:
— Она у вас уже взрослая. А я ей не нянька!
Кое-как спустившись в ущелье, Бизонтен вздохнул с облегчением: жена Бобилло и двое его ребятишек — старшему было всего четыре годика — целы и невредимы. Мать молча прижимала к себе детей, глаза ее блуждали, лицо помертвело, губы дрожали. Но Бизонтен заметил также, что сапожника придавило перевернувшейся повозкой. Видны были только его ноги, неподвижно и бессильно, словно неживые, лежавшие на блестящем льду.
— А ну-ка, живо! — скомандовал он. — Вы, барышня Ортанс, вместе с Бертье подымитесь-ка наверх и сопляков отсюда унесите.
Пришлось помогать им подняться, до того крут и скользок был подъем. Доставив женщин с детьми наверх, Бизонтен снова спустился в ущелье вместе с другими. Он лег на землю и, подсунув руку под повозку, нащупал сломанную оглоблю, потом дотронулся до лица Бобилло. Лицо живого человека, дыхание живых уст. Плотник выпрямился и крикнул:
— Таз, видать, раздробило… Нескладно получилось, но хоть жив остался.
Покалеченная лошадь по-прежнему жалобно ржала и била копытами в опасной близости от людей.
— Первым делом прикончите кто-нибудь животное, — сказал Бизонтен.
— Не так уж это приятно, — отозвался старший сын Фавра.
— За это дело я возьмусь, — заявил подошедший к ним верзила Сора. — Все-таки с говядинкой будем!
Когда они отошли в сторону, Бертье сказал:
— Тут надо всем миром взяться, иначе повозку не поднять.
— А где мы тут всем миром поместимся? — оборвал его подмастерье. — Даже и пробовать не стоит. Попробую-ка я поднять повозку, знаешь, как подымают стропило, ежели оно плашмя лежит. — И бросил повелительным тоном: — Пусть тот, кто порезвее, принесет весь мой инструмент и веревки, они в повозке у кузнеца. А по дороге пусть кликнут Пьера, возчика, и скажут
Сын Фавра отправился с поручением, а Бизонтен снова осветил фонарем неподвижные ноги сапожника.
— Вот-то бедняга, — пробормотал он.
— Я как раз за ним ехал, — начал Бертье. — Упряжка эшевена проехала благополучно, он держался справа, поближе к горе. А Бобилло хотел еще правее взять, и его полоз попал как раз на выступ скалы. Он это сразу понял. Крикнул лошади «тпру», отпустил вожжи, а сам на бок повозки навалился, чтобы ее удержать. Подумать только, бедный Бобилло, тяжесть-то какая… Я бросился к нему, да уже поздно было.
Бертье был родней Бобилло, и подмастерье часто примечал, что стараются они держаться вместе и, видно, живут в добром согласии. Он сжал локоть Бертье.
— Даст бог, выкрутится.
Но Бертье безнадежно покачал головой.
— Ты только подумай, как его пришибло… Он тогда, должно быть, за жену и ребятишек испугался. Поэтому-то и хотел удержать повозку. В повозке полно сена было, так что их даже не помяло.
Мане присоединился к Сора и помог ему разделать конскую тушу.
— Это безумный старик эшевен нас сюда затащил, сказал Мане. — Никогда нам отсюда не выбраться.
— Не надо было его с самого начала слушать, — подхватил Сора.
Бизонтен шагнул было в их сторону, чтобы заткнуть им рты, но Фавр сверху крикнул ему:
— Я принес все, что теперь надо делать?
— Спусти-ка сюда конец веревки.
Бизонтен с трудом различал склоненное к нему лицо парня, словно бы взвешенное среди этой мглы, где плясали три огарка. Веревку спустили.
— Теперь ладно… А лошадь где?
На вопрос ответил спокойный и ясный голос Пьера:
— Здесь. Сейчас будет тащить.
Подмастерье привязал веревку к оглобле, точно рассчитав равновесие, потом поднялся, прикрепил другой конец веревки к блоку и дал нужные указания юному возчику.
— А как ты думаешь, одного твоего коня хватит? — спросил он.
— Хватит, — уверенно ответил Пьер. — С такой работой он и один справится, и мне легче будет.
Они продвинули вперед повозку эшевена, чтобы очистить место для Бовара. Работа шла спокойно при дрожащем свете фонарей, среди потрескивания факелов, и бьющий от них дым недвижным столбом стоял в воздухе, как бы зажатый стеной сосняка. Когда все было готово, Бизонтен снова спустился вниз. Двоим мужчинам он велел держать повозку с одного и другого края, а сам вместе с Бертье и Рейо подошел к раненому.
— Все на местах?
Сверху донеслось дружное «все», и подмастерье крикнул:
— А ну-ка, возчик, давай полегоньку!
Все смолкли. Слышался только голос Пьера, говорившего что-то своему коню, будто спокойно беседовавшего с другом. Веревка поползла вверх, натянулась, на мгновение дрогнула, узел, провизжав, обвился вокруг ствола. Повозка стала медленно подниматься. Когда она оказалась футах в двух от земли, Бизонтен остановил ее.
— Стойте и держите крепче!
Для верности он вбил клин под каждый угол повозки, и тогда они смогли вытащить Бобилло, который тихонько хрипел.