Свет погасшей звезды
Шрифт:
Сглотнув набежавшую слюну, женщина заглянула под ткань. В глубокой глиняной миске в окружении тушёных овощей лежала крупная утка: хорошо прожаренная, с аппетитной золотистой корочкой. Краснобокие яблоки, круглый хлеб, кольца колбасы, что-то ещё на широком дне, завёрнутое в салфетки — всё было даром богов и компенсацией за вынесенные страдания и пережитый ужас.
Она обомлела от радости; в животе заурчало в предвкушении. Есть хотелось давно и мучительно, но нахлынувшие события заставили забыть о потребностях организма. Теперь же нервная система успокоилась и взывала не только к своему восстановлению, но и
Кувшин дивной красоты, украшенный чеканкой, из которого вкусно пахло вином, оказался к тому же и серебряным.
Вот и первая музейная утварь, о которой говорил господин Лемма, — загорелись глаза Людмилы. Не так уж и плохо в этом загробном мире.
Решив, что корзину с едой можно присовокупить к разыскиваемым сундукам, как и кувшин, Люся бросила одежду под ноги и озаботилась освобождением кошёлки из плена.
Придавленное нависшим тюком высокое узкое горло кувшина она освободила первым. Глотнув из него, убедилась в отменном качестве креплёного виноградного напитка. А вот тяжёлая плетёная кошёлка, зажатая между сундуками, ну никак не желала освобождаться. Уйти без неё не хватало сил, и выложить провизию было не во что. Пойти и вернуться с чем-нибудь подходящим? Ну, нет! Вдруг корзину перехватят?
Не теряя надежды, Людмила упрямо дёргала ту за ручку.
— Отойди, я помогу тебе, — раздался за её спиной громкий голос.
Женщина в испуге обернулась. Рука с кувшином рванулась в сторону.
На Герарда выплеснулось вино. От неожиданности он отпрянул и схватился за рукоять кинжала.
Беловолосая компаньонка графини отшатнулась от него. Округлив глаза, испустила непонятный отрывистый вопль.
— Пилять! — вскрикнула она. — Ой-ёй, что я наделала!
Не выпуская кувшин, прижатый к груди, принялась поспешно затирать расплывшееся пятно на груди и ниже пояса мужчины. Не сводила глаз с его напрягшейся руки на кинжале в ножнах, украшенных серебряными вставками и цветными кабошонами.
Тёрла и тёрла впитавшееся вино в ткань туники и без того без единого чистого местечка. Под ладонями ощущались мелкие звенья кольчуги.
— Простите, я не хотела. Случайно вышло. Но вы сами виноваты.
Украдкой рассматривала его: красивого, высокого, с пронзительными голубыми глазами, и он не спешил отругать её за неловкость. Она видела его ранее и, похоже, он был здесь главным: ходил взад-вперёд, зычным голосом направо-налево раздавал приказы, к нему подходили служивые, о чём-то спрашивали и спешили исполнить указания. Вышитый на тунике герб в виде щита с изображением двуглавого орла и льва в миниатюре, не оставлял сомнений в главенстве мужчины. У других воинов ничего подобного на туниках изображено не было.
— Ты не говоришь на моём языке, — вскинул он бровь, не спуская глаз с её лица, залившегося краской смущения. — Оставь, — отстранил руку женщины и, слегка поднатужившись, вытащил затрещавшую корзину.
Поняв несколько слов, Людмила опомнилась и заговорила на немецком языке:
— Простите, я не хотела вас вымочить, — последний раз прошлась ладонью по тунике выше поясного ремня мужчины. — Вы меня напугали своим внезапным появлением. Вот я и… эмм…
— Куда путь держит графиня? Откуда? — спросил он, всматриваясь
— Путь?.. Ах, да, длинный, нелёгкий, — махнула она в сторону дороги. — Мы очень устали, а ему всё нет и нет ни конца, ни края, пиля… Простите… Как всё сложно, — пробурчала, отыскивая взором Шамси Лемму.
Тот разговаривал с графиней, не обращая внимания на её компаньонку. Ну, и где справедливость?
— Как вы попали в обоз венгерской графини? — кажется, его не понимают. В самом деле, всё сложнее, чем он ожидал.
— Графиня? Ранена, да. Вот сундуки свои отыщем и… Вы не видели наши сундуки? Большие такие, самые красивые. Два, — развела она руками.
На вопросительный взор мужчины, наклонившего голову к плечу и не сводившего глаз с кувшина в её руке, качнула им и без тени смущения заверила:
— Мой, — быстро поправилась: — графини, как её там… И сундук, что с серебряной утварью, тоже её. И карета, если что, тоже… наша. И вот, — собрала одежду у ног.
Мужчина вздохнул, а Людмила аккуратно взяла корзину из его рук и улыбнулась открыто и обворожительно, как только умела:
— Простите, я спешу к раненой графине и я вас ни хрена не понимаю, а жаль. Мы же ещё увидимся?
Мужчина своей харизмой сводил с ума. О боги, разве можно быть таким красивым?!
— Спасибо за помощь, — ну это он должен понять!
Безуспешно ждала галантных поклонов или хотя бы заверений и впредь рассчитывать на его помощь. Вздохнула: языковой барьер — то ещё препятствие к взаимопониманию. Чтобы его преодолеть, надо выпить обоим и в одной тёплой компании.
Вот и вызнай у такой хоть что-нибудь! — недовольно покосился граф на Шамси Лемму, неторопливо шествующего к ним. Если и графиня также плохо знает язык, то… Он почесал подбородок. Абассинец, назвавшийся гехаймратом, казался неприступной крепостью. Был уверен: обманчивость расслабленной походки и ничего не выражающего взора не одному человеку стоили жизни.
У Бригахбурга неприятно похолодело в груди. Почему?.. Он не мог себе объяснить, почему впервые виденный им воин вызывал в нём такое неприятие?
— Уф, — выдохнула Людмила и опустила корзину у повозки.
Поставила кувшин рядом с Наташей и уложила одежду. Нервно хихикнула:
— Я окатила какого-то красавчика вином, но нам осталось. Не специально облила, он меня напугал, — оправдалась без промедления. — Когда он схватился за кинжал, подумала всё, конец. Однако какие тут мужчины горячие! — воскликнула, следуя взором за проходящим мимо чернявым воином.
Он тоже не обделил её вниманием. Сдержанная белозубая улыбка предназначалась только Люсе. Наташе мужчина отвесил уважительный поклон:
— Госпоже графине желаю скорейшего и лёгкого выздоровления. Abbi cura di te!
Людмила кивнула в его спину:
— Итальянец, да? Интересно, что он сказал?
— Пожелал мне себя беречь.
— О, ты знаешь итальянский? — взвалила она корзину в кузов повозки.