Свет праведных. Том 2. Декабристки
Шрифт:
– Так я и думал, – отозвался Юрий. – Для жены каторжанина жизнь здесь не праздник… Надо это понимать.
– Так ведь сначала Софи выглядела счастливой, – вздохнул Николай. – И я надеялся, что она свыкнется, что все обойдется…
Они сидели на кровати рядом, в одинаковой позе: уперев локти в колени, сомкнув стопы. Так они привыкли, когда носили цепи. Несколько минут прошло в тишине, потом Николай ни с того, ни с сего стукнул себя сразу обоими кулаками по лбу, причем с такой невероятной силой, что на его бледной коже светловолосого человека между бровями
– Знаешь, наверное, это попросту черная полоса… – попытался успокоить его Юрий.
– Верно! Вот только она как началась, так все длится, длится, длится… Доколе же!
– А ты считаешь, когда она началась?
Николая на секунду вновь охватили подозрения, но перейти к недоверию оказалось слишком трудно, он поколебался, передернул плечами и ответил:
– Когда Лепарский вернулся из Иркутска.
– Николенька, – назвал его внезапно детским именем друг. – Николенька, ты можешь обо всем говорить открыто… Мы же все в курсе…
– Вы в курсе?.. Чего?
– Ну… того… того, в чем ты упрекаешь свою жену…
Николай побледнел:
– Я ни в чем ее не упрекаю!
Испугавшись, что сболтнул лишнего, Алмазов хотел было отступить на прежние позиции, но только подлил масла в огонь:
– Вот и правильно! Мало ли что рассказывают эти злые языки хоть в Чите, хоть в Иркутске… Кто им поверит? Да и ничего особенного нет в том, что она всю дорогу была одна с этим парнишкой, заботилась о нем, когда он болел, заказала панихиду за упокой его души… Любая женщина на месте твоей Софи поступила бы так!
Утешил… как обухом по голове утешил!
– Софи заказала панихиду за упокой его души? – еле выговорил он.
– Вроде бы… говорят…
– Когда?
– Брось ты, вполне может оказаться, что это просто слухи!
– Когда? – повторил Озарёв, схватив Юрия за плечи, и принялся трясти его как безвольную куклу.
Но тут же и оставил. Выскочил из комнаты и помчался в караульную к Ватрушкину, где стал умолять лейтенанта позволить ему выйти и отправиться в деревню, чтобы исповедаться у отца Виссариона – батюшка, дескать, ждет его.
Ватрушкин удивился, немножко подумал, но решил сыграть в доброго начальника и приказал двум солдатам проводить арестанта к священнику.
Тот, сидя за столом в большой чистой горнице, вместе со всем семейством лущил горошек, но, увидев декабриста, попросил жену и двух дочерей выйти и указал гостю на стул.
– Я хочу заказать панихиду об упокоении души моего слуги Никиты! – выпалил Николай на одном дыхании, даже не успев занять предложенное место.
– Поздновато вы пришли, – с доброй улыбкой ответил ему отец Виссарион. – Ваша жена вас опередила, она уже заказала литию об упокоении этой заблудшей души…
– Ах… – Пол под его ногами покачнулся, ему пришлось опереться рукой о столешницу. Горка зеленого горошка раскатилась по столу, некоторые горошины взлетели в воздух от удара.
– Госпожа Озарёва сделала это еще вчера, – продолжал священник. – Я сегодня уже служил панихиду об упокоении раба Божия Никиты…
– Благодарю вас, батюшка, – прошептал Николай.
Солдаты под проливным дождем отвели его обратно в тюрьму.
10
– Мне плевать кто тут что думает! – кричала Софи. – Тут вообще все только и делают, что шпионят и сплетничают! Так что же – мне из-за них отказываться от своих намерений?
– Не из-за них, из-за меня… – Николай, который до тех пор мерил шагами комнату, остановился. – То, что ты сделала, Софи, по меньшей мере, неприлично. Кто он тебе, этот Никита, чтобы ты бежала заказывать панихиду об упокоении его души? Муж? Сын? Брат?
– Преданный спутник во время долгого путешествия!
– Крепостной! Мужик!
– Да, крепостной крестьянин, но крепостной крестьянин, который умер в чудовищных мучениях.
– Только потому, что спешил к тебе!
– Вот именно. Значит, мы должны отдать ему последний долг. Я и ты.
– Ты еще куда ни шло, но уж никак не я, – Николай усмехнулся.
Софи рассердилась.
– А я говорю – ты еще больше, чем я! Сам подумай: если бы не Никита, я не смогла бы до тебя добраться! Он мне во всем помогал. Он меня защищал. Он… он… он был просто чудесный!
Голос ее дрогнул. Разговор о Никите будил в ней нежность и грусть, она уже готова была заплакать. Но Софи боялась расслабиться в тот момент, когда ей нужны все силы, нужна вся энергия, чтобы встать на защиту друга.
Николай, скрестив руки на груди, внимательно смотрел на жену, но, казалось, не слушал того, что она говорит. Когда запас слов иссяк и Софи умолкла, он проворчал:
– Подумать только, сколько времени я жил в неведении!.. Жил так беззаботно!.. И достаточно было Лепарскому побывать в Иркутске, чтобы мне просто все уши прожужжали… и всё насчет этих грязных тамошних делишек…
– Каких еще грязных делишек?
– Тебе-то они отлично известны!
– Не понимаю, что ты имеешь в виду!
Он минутку поколебался, не слишком ли серьезно обвинение, потом решился и с силой, помноженной на отвращение, бросил жене в лицо:
– Твою близость с этим мужиком!
– А ты подумал, прежде чем говорить? – холодно спросила Софи, не отводя взгляда от мужа.
Секунду они мерились силой, и Николай отвернулся первым. Она догадалась, что муж душу бы продал дьяволу, лишь бы обрести прежнюю уверенность в ее чистоте. А он, словно прочитав мысли Софи, избрал откровенность, для начала ответив на последний вопрос.
– Да, подумал. Я очень долго думал. И мне так хотелось тебе верить! – прошептал он. – Но твое поведение только все усугубляло… все подозрения, вызванные, как ты говоришь, сплетнями. Только ведь если бы тебе и впрямь не в чем было себя упрекнуть, ты предупредила бы меня… рассказала бы мне о том… хотя бы о том, что ходатайствуешь о приезде Никиты… А ты все скрыла, ты действовала в тайне от меня… Знаю-знаю, сейчас ты ответишь, что попросту забыла сказать… Ну и как, ты считаешь, долго ли я могу довольствоваться таким объяснением?..