Свет в конце Бродвея
Шрифт:
– В общем, слушай, я расскажу тебе только про свой вчерашний день. А он у меня словно специально выдался такой, что все мои страхи вновь проснулись с утроенной силой. И началось с того, что самым первым делом я пришла утром на конюшню. Ну чтобы просто поздороваться с лошадьми и особенно с Забиякой. Он, знаешь ли, постоянно требует к себе повышенного внимания.
Забиякой звали породистого жеребца, который стал героем одной из предыдущих историй о похождениях двух подруг. Поэтому сейчас Инга радостно воскликнула, осведомляясь о судьбе старого знакомца:
– Забияка! Как же я могла про него забыть! И как он поживает?
– По-моему, просто прекрасно. У него целый гарем из кобыл, от которых у нас уже имеется пара жеребят. И скажу я тебе: характер у этих малышей еще тот, похоже, они унаследовали от своего папаши всю его задиристость, не взяв от своих кротких мамаш ровным счетом ничего, кроме их резвости.
– Значит, Василий Петрович может быть доволен? Он ведь хотел снабдить лошадей своей будущей дубовской породы некоторыми, так сказать, бойцовскими качествами.
– Вася-то, конечно, доволен, – рассеянно отозвалась Алена. – Но дело не в этом. Я-то хотела рассказать тебе совсем о другом.
– Говори.
– Так вот, пришла я на конюшню, иду, глажу лошадей, здороваюсь с ними потихоньку. И вдруг слышу разговор между Сережей, нашим старшим конюхом, и мальчишками. Сначала я думала, что он их распекает за то, что они что-то не то сделали с лошадьми, не так почистили, не тем покормили. Мало ли какие ошибки могут допустить ребята. Это все непринципиально, но Сережа очень серьезно относится к своей работе. Любой пустяк выводит его из себя. Но оказалось, что дело совсем в другом. Он ругал мальчишек за непочтительные высказывания в адрес хозяев.
– То есть тебя и Василия Петровича? – поразилась Инга. – И что же они сказали в ваш адрес?
– В принципе ничего особенного… что-то вроде «толстый старый бурдюк» и «куда в него столько лезет». И еще они рассуждали о том, кто и какую лошадь забрал бы себе, будь у них такая возможность.
– Даже так? В ваших Дубочках зреет революционное движение масс?
– Поверить в такое не могу, тем более что некоторые из ребят, которых распекал конюх, были из Буденовки. А там такие цены, что бедные или скромного достатка люди просто там не останавливаются.
– Странно. Ну а ты не пробовала сама поговорить с мальчиками? Откуда у них взялись такие мысли?
– Да нет, как-то не догадалась.
И Алена отвела глаза в сторону. Однако Инга знала ее не первый год, поэтому она тут же строго приказала подруге:
– А ну-ка! Говори мне всю правду!
– Ну… они ведь и про меня кое-что говорили. Обзывали меня дылдой.
– Но это же совсем безобидное прозвище. Ты и впрямь смотришься верзилой рядом со своим мужем.
– Почему-то когда ты это говоришь, то звучит совсем не обидно. А когда я это от них услышала, то мне не захотелось подходить к этим паршивцам. Ведь Вася столько для них делает, эти занятия, уроки… да всего просто не перечислишь, а они еще и недовольны! Прозвища нам придумывают! «Бурдюк»! «Дылда»! Я не стала разговаривать, даже не показалась, а просто ушла.
Однако Инга находила, что пока все довольно безобидно. Не стоит обращать внимания на такую ерунду. И Алена принялась рассказывать дальше:
– Потом я пошла проверить, как идет строительство консервной фабрики.
Консервная фабрика была очередным нововведением, которое задумал Василий Петрович у себя в Дубочках.
Количество фруктов, овощей и ягод, которое ежегодно снимали на полях, в садах и выращивали в оранжереях в хозяйстве Василия Петровича, перешло все мыслимые пределы. Съедать все самим обитателям Дубочков было уже не под силу. Раздавать соседям избыток урожая тоже было как-то не ладно, растили они сами, а кушать будут другие, непорядок это. И поэтому вплотную встал вопрос о том, чтобы построить хотя бы небольшую фабрику по переработке фруктов и овощей во вкусные и полезные десерты, желе, варенье, джемы и тому подобное.
– Да и грибов-ягод люди в сезон из леса в огромных количествах тащат. Умудряются, конечно, до весны все съедать, на следующий год только у самых уж куркулей в подполе банки с грибочками остаются, остальные в пост все подчистую выгребают. Но если бы у людей была возможность сдавать эти лесные дары за живые деньги к нам на фабрику, то они бы еще больше, я уверена, собирали каждый год.
– Справедливо.
– Ну вот, пошла я туда, но уже издалека слышу, что работа на стройке стоит.
Время было самое рабочее, и тишина на стройке неприятно удивила Алену. Она даже подумала, что там случился какой-то форс-мажор, подошла поближе и тут только поняла, что у рабочих всего лишь обычный перекур. Пригревшись на солнышке, мужчины вели между собою неспешный разговор. Алена подошла еще ближе, и до нее донесся запах табачного дыма, а следом за ним такая реплика:
– Зря вы так, меня много где по свету потаскало, и я вам скажу, хозяин у вас – мировой мужик.
Ему никто не возразил. И сколько Алена ни прислушивалась, ответной реплики она не услышала. А вскоре после этого вновь раздался звук заработавшего инструмента, работа продолжала идти своим ходом. И казалось бы, Алена услышала опять же только хорошее, за ее Василия Петровича заступились. Но женщину настораживало то обстоятельство, что необходимость такого заступничества вообще возникла.
– Выходит, те мужики, которых я не услышала, напротив, ругали моего Васю. А за что? Что такого он им сделал?
Разочаровавшись, Алена отправилась в музей народных промыслов, который числился у нее в непосредственном подчинении. У них там приехало несколько экскурсионных групп, так что Алена до конца своей смены не могла отвлекаться на посторонние темы. Но когда все туристы довольные, накупившие сувениров и отобедавшие на дорожку в маленьком кафе, где в меню были исключительно блюда исконно русской кухни, включая пироги и кулебяки, отбыли восвояси, Алена вновь была вынуждена вспомнить об утренних неприятностях.
И не потому, что она была такая злопамятная, просто ей об этом вновь напомнил разговор двух работниц кафе, которое располагалось при музее. Обычно к концу рабочего дня там всегда оставалась какая-то снедь, которую все работники музея дружно подъедали перед уходом или разбирали по домам. На следующий день на кухне ничего не оставляли, потому что Алена считала, что если уж берешь с приезжих людей деньги за еду, то кормить их нужно только самым свежим и отборным. И сейчас она пришла в кафе за своей порцией и невольно застыла на месте, услышав через окно: