Свет во мраке
Шрифт:
Патруль. На нас напал боевой патруль совершавший обход окрестностей. Причем, судя по всему, напал не в полном составе, ведь все указывает на то, что именно эти люди до стычки с нами схватились с армией Тариса. Они полные безумцы, бесстрашные, не ставящие ни во что собственные жизни. Я так говорю из-за их нападения на передовые отряды Тариса. При схватке с нами они могли сделать ставку на внезапность, на силы боевого мага. Опять же тяжело пыхтящие и едва идущие гномы Медерубы одним своим видом издалека громко заявляют — мы еле ноги тащим, куда там драться! Впрочем коротышки меня удивили — их хватило злости на преодоление усталости
То, что это именно патруль говорила их численность — слишком малая для полного боевого отряда, хотя и сам не знаю, почему я так решил. В их вещах нет карты, но она и не нужна — патруль не уходит далеко от песчаной дороги, от этой клятой артерии созданной для перемещения ужасающих по размерам и пропитанных древней мерзостью гранитных блоков. Я не жалел о ненайденной карте — мне она тоже не нужна. Достаточно продолжать двигаться дальше по песчаной ленте брошенной поверх холмов, долин и лесков. И рано или поздно мы упремся во вражеские ворота.
Отшвырнув бесполезные сумки, я уселся на ближайшее возвышение оказавшееся крепким осиновым стволом рухнувшем из-за ручья подмывшего корни. Мои мысли крутились вокруг патруля…
Что происходит если боевое охранение территории — песчаной дороги — вдруг сталкивается с очень сильным и серьезным противником?
Ответ прост — первым делом следует отправить одного или двух воинов с предупреждением к основным силам. То есть — усадить кого-нибудь на быструю лошадь и велеть доставить сообщение о чужаках. И я готов спорить, что так и было сделано. А значит, весточка умчалась, и хозяева дороги уже знают о войске Тариса — это самое малое, в этом я твердо уверен. А про нас? Стал ли патруль сообщать о еще одном отряде двигающемся в том же направлении? Или нас сочли за тыловой отряд войска Некроманта? Или подумали, что мы легкая добыча и не стали отправлять послание?
Надеюсь на их самонадеянность, но рассчитывать буду на худшее — хозяева местных земель уже знают о нас. Тем более что необязательно отсылать гонца с устным сообщением — достаточно отослать «вестник» или же голубя. Однако я не нашел «вестников» в вещах покойников и нигде не видел пустых птичьих клеток.
Что ж… Буду отталкиваться от твердой убежденности в том, что с этого дня о нас знают. Вражеский лидер получил весточку о нежданных гостях.
— Господин! — меня окликнул один из воинов, его юношеское лицо выражало удивление смешанное с толикой страха и непонимания.
— Что? — напрягся я, поднимаясь с облегченно захрустевшего осинового бревна. Часть коры слетела, обнажив потемневшую и словно бы закаменевшую поверхность древесины.
— Посмотрели бы вы… — замялся воин — Опасности нет, но такого я еще не видывал…
Не став противиться обуявшему меня любопытству, я зашагал в указанном направлении, не обращая внимания на сопровождения из ниргалов.
Далеко идти не пришлось. Лишь миновал взгорок, перепрыгнул дважды петлю русла быстрого ручейка, преодолел каменистую осыпь и остановился рядом с двумя могучими дубами, что так же как и я удивленно взирали вниз.
Не знаю, как назывались эти деревца образовавшие довольно внушительную рощицу. Не осины, не дубы, не сосны. Отличительный признак — странно тонкие стволы с желтоватой корой и множеством странно ломаных ветвей с обилием сучков. Ветви столь же странные, как и стволы — они длинные, горизонтальные, с легким наклоном вверх, но слишком тонкие на всем своем протяжении. На каждой ветви каждого дерева насажены черепа. Нет, не насажены, а продеты так же как бусины на нить, причем дыры делались в боках черепа, и нанизаны они правильно, макушкой вверх. Нижних челюстей почти не имелось — отпали уж давно видать. Все остальное сохранилось в различной степени — потому как черепа насаживались сюда в разное время, разница здесь составляла годы, десятилетия и века.
На ближайшем ко мне странном дереве виднелась парочка совсем уж замшелых, потрескавшихся и почерневших черепов выглядевших совсем жалко, грозящих вот-вот рассыпаться при следующем дуновении ветерка. А чуть ниже небрежно насажена черепушка куда свежее, с остатками свернувшейся плоти, сидящие рядышком три вороны жадно клюют по теменной кости черепа, выстукивая странную и жутковатую барабанную дробь.
Кстати о черепах… Их много, очень много. И они разные.
Люди, гоблины, шурды, сгархи, медведи, волки, рыси, кабаны, костяные пауки и даже киртрассы.
Тут представлены только грозные существа способные убить. Черепа сгархов доминируют, их невозможно не узнать, эти чудовищные пасти способные перекусить человека пополам.
Тут все вперемешку, нет никакого порядка, черепа насаживали один за другим, просто пробивая в них дыру и втыкая на ближайшую ветвь.
Я простоял здесь недолго, после чего развернулся и зашагал вниз.
— Что же это?
— Стена трофеев — отозвался я.
— Стена трофеев? — повторил один из монашков успевший проникнуться зрелищем.
— Да — ответил я. Монашек позабыл от удивления про неприязнь ко мне и устремился следом — Роща трофеев. Стена трофеев. Лес трофеев. Никогда не видели в дворянских замках стены с головами оленей, кабанов, волков и медведей? И про каждую такую голову надувшийся от гордости хозяин дома может рассказывать часами — вот этого оленя они гнали весь день, вот этот волк был людоедом и успел полакомиться пятью крестьянами до того как его шею пробила пущенная хозяйской рукой стрела. А вот этот медведь год наводил ужас на дальние селения… Не думаю, что здесь есть подоплека, святые братья. Те, кто следит за этой землей и дорогой убивают каждого незваного гостя. Убивают и хищников — может из предусмотрительности, а может из-за скуки и забавы ради. Что еще делать патрулям в долгом объезде? Один лес вокруг… До дома далеко, туда волчьи и медвежьи головы не доставишь, завоняются по дороге. Вот и сделали себе стену трофеев, а теперь поддерживают традицию уже больше века — не думаю что самым древним и уже рассыпающимся черепам меньше века. А скорее со времен первого трофея минуло уже два столетия. Но вот деревья странны для меня — высокие, старые, но стволы тонкие, ветви тонкие…
— Это тонкопрутный болотник — ответил один из монахов — Говорят, раньше он был высок, мощен и красив и цвел круглый год, но затем возгордился и начал затмевать солнце другим деревьям своими ветвями, начал насмехаться над ними и тиранить, чем разгневал Создателя. И теперь на веки вечные должен он страдать в таком обличье наводя страх и вызывая отвращенье. В ветреные дни он очень сильно скрипит — протяжно и жалобно, видать страдает и просит прощения…
— Поучительно — кивнул я — Не возгордись… Рикар! Как там наши дела? Есть ли погибшие?