Свет вылепил меня из тьмы
Шрифт:
На этом сегодня закончим.
У нас осталась последняя встреча. Ну, попробуем… поприсутствовать… Все.
Беседа десятая
Аркадий, человек, который был мне явлен как Учитель, однажды сказал мне таким профессорским голосом – он уже тогда имел склонность к профессорским образам, а я думал, он так, ляпнул: «Вот когда ты будешь проходить мимо пьяного, валяющегося в собственной блевотине, и услышишь через него сказанные тебе слова – считай, что ты чему-то научился». Странный образ из уст интеллигентного европейского профессора – правда, тогда он еще не был профессором, его еще гоняла ГБ. И я так и запомнил – да, учитель, образ.
И вдруг годика через три с половиной я осознаю себя в потрясающей ситуации –
На сем позвольте откланяться, искренне Ваш, Игорь. До свидания.
Встреча такого рода – встреча-размышление… Сегодня попытаемся найти слова для хотя бы косвенной передачи того, что можно назвать окончанием пути, того странного переживания реальности, к которому приходят – назовем их духовные искатели – в течение уже нескольких тысячелетий. И те, кто доходит, пытаются, каждый на своем языке, хоть как-то передать свое переживание, и каждый раз это очень трудно. Иногда возникает мысль: а надо ли это делать? И все-таки пытаются. Хотя Лао-цзы сказал: «Говорящий не знает, а знающий не говорит», – и он пытался это передать.
В прошлый раз мы, заходя с разных сторон, касались того, что назвали пространством Присутствия. И уже тогда почувствовали, что находимся за пределами даже косвенного понимания. Думаю, это нормально и естественно. Постепенный ход наших встреч все больше и больше удаляется от такой задачи, как просто понять. И все ближе и ближе оказывается к такому качеству, как оставить след, обозначить будущие события и будущие переживания.
Окончание пути?..
Что же такое окончание пути? Как смогу, попробую выразить… Может быть, это исчерпание возможностей восприятия, переживания, некое качество, являющееся пределом природы человека в его отношениях с Миром. А может, это какой-то намек на совсем иное бытие. Я вам уже говорил, что слово, которым как-то обозначилось это восприятие реальности для меня, – Присутствие. Что такое присутствие? Это при сути. Не сама суть, а при ней, прикосновение к ней, прибытие к ней… Наверное, не случайно именно такое слово родилось для обозначения.
Конечно, это переживание непосредственного отношения к оформленной ежедневной жизни не имеет. Оно может только как бы просвечиваться в ней в каких-то формах, которые, вероятно, и выделить невозможно. Очевидно, невозможно и сказать: «Вот! Вот здесь». Но обычно окружающие каким-то образом это воспринимают… Не всё, но кое-что воспринимают. Какое-то есть проявление этого. И оно, я уже говорил об этом, позволяет людям, окончившим путь, независимо от того, в какой традиции они его окончили, вступать в отношения и опознавать друг друга.
И поскольку в этом переживании снимается окончательно и полностью вся проблематика достижения, все смыслы, имеющие отношение к достижению, исполнению, овладению, осознанию и т. д., то, естественно, возникает самое большое несовпадение текстов – текста внешней явленности и внутреннего глубинного переживания. То есть как бы реализуется максимальный объем, максимальное неравенство человека самому себе. И в то же время присутствует ощущение максимальной реализации.
Думаю, что этот максимальный разворот, максимальное неравенство себя для себя и себя для других создают то колоссальное напряжение, из которого потом у некоторых рождаются, с одной стороны, этакая фатальность и жажда ухода туда, в эту глубину, а с другой – свобода и легкость в явленности, потому что минимальным становится разброс ценностей, исчезают колебания между маленьким человеком и манией величия, между единичностью и всеобщностью. Открывается какой-то странный контекст, в определенном смысле совершенно бесполезный, не несущий никакой прагматической ценности. Контекст, возвышенные слова в стиле древних или метафоры, увлекающие своей красочностью. Мне кажется, что для нас, сегодняшних, это будет неверно, нас будет тянуть туда, к тем образам, к тем временам. И эти времена начнут казаться более «хорошими», более духовными – ведь тогда так красиво об этом говорилось. А времена, они, как и погода, не бывают ни хорошими, ни плохими – это мы оцениваем их как хорошие и плохие.
Открывается какая-то сверхобъективность всего, и, казалось бы, она снимает субъективность как таковую. Но недаром об этом говорят как о пространстве, в котором одна вещь в то же время две вещи и две вещи в то же время одна вещь. Я бы сказал: открывается нечто придающее ценность бытию как таковому независимо от того, бытие это объективной или субъективной реальности. Открывается бытие, в котором есть и то и другое, – и в то же время это одно. Открывается ситуация пребывания в Мире, и Мира во мне, и всего во всем, какая-то тотальность. Очень трудно найти сочетания слов, которые более определенно намекнули бы… То есть открывается пространство Присутствия, в котором, как волны или сгущения-разряжения, возникают, развиваются и опять сливаются с Присутствием события. Но это события, которые воспринять можно только как некий объем. Это такое место, где все и ничего действительно соединяются. Не пустое и не заполненное (в прошлый раз мы говорили, что это как бы щель между пустым и заполненным). Можно сказать, что там нет индивидуального Я, а можно сказать, что только там оно и есть: и то и другое будет соответствовать какой-то части этого переживания.
Я, как и вы, прочитал, наверное, несколько десятков описаний этого переживания, сделанных в разные времена и разными людьми. И почему-то уже второй раз всплывает знаменитое выражение Лао-цзы: «Великий квадрат не имеет углов», то есть великий квадрат – он просто квадрат. Можно, конечно, попробовать воспользоваться концепцией Платона, который говорил: «В мире чистых идей». Но это не то… Думаю, Лао-цзы совсем не близок в этом смысле Платону. Это не мир Идей, неоформленных, обладающих способностью оформляться, потом освобождаться от формы и опять оформляться… Нет. Потому что все-таки мир Идей состоит из идей. О нем можно сказать, из чего он состоит. Как мир атомов, состоящий из атомов, мир Любви, состоящий из людей, и т. д. А здесь мир, в котором принципиально невозможно даже поставить такой вопрос: из чего? Он ни из чего не состоит, непрерывен в любом измерении, не имеет частей, он тотален, и в то же время в нем все присутствует. Для меня максимально точное по смысловому полю выражение: в этом Мире все присутствует и этот Мир во всем присутствует…
Можно вспомнить одну из самых изощренных картин Мира, описанных в работе Тартанга Тулку, – «Пространство, Время, Знание». Но там Мир, о котором говорит Тулку, состоит из действия: «время разворачивает знания в пространстве», в котором есть некие три составляющие этого предельного для Тартанга Тулку Мира. Это Мир Предела, выраженный как Мир Троицы. Единство трех ипостасей. По числу три мы сразу определяем Мир Предела сознания, осознавания, думания, понимания, знания… Тот Мир, о котором я пытаюсь сейчас говорить, – не говорить, наверное, именно это имел в виду Лао-цзы – «знающий не говорит»….
Я не говорю – это не есть говорение в обычном смысле слова, это, может быть, называние, может быть, вызывание, заклинание, это ближе. Какая-то попытка соединить вас с этим, попытка соединить в себе себя – протянуть нить через весь этот разрыв, через этот объем, через все эти контексты, которые мы прошли размышлением, переживанием. Это, конечно, требует предельных собранности и внимания, предельного отпущения – мы пока до этого не дошли, еще суетимся (то ли на всякий случай, то ли заранее себя пугая, то ли от беспокойства мысли, то ли от чего-либо другого…). Но здесь сейчас у нас суета. Мы пока в ситуации, которая часто у нас бывает: вы слушаете говорящего, вы еще не вышли в этот поток.