Свет золотой луны (сборник)

Протоиерей Николай Викторович

Первым порывом Ани было сказать Акулине, чтобы уходила, но она не посмела. Вдвоем они быстро завершили урок и еще полчаса отдыхали до следующего послушания. Аня только и сказала ей:

– Спаси тебя Христос, Акулина.

– Да чаво там, – смутилась Акулина, – разве это работа, вот дома в деревне, там тяжельше, а тут чаво не работать, одно удовольствие.

Этот случай послужил началу сближения обеих послушниц. Со временем Аня немного узнала о судьбе своей соседки. Акулина была из бедной крестьянской семьи. Четырнадцать детей, и из них двенадцать девчонок. Двое мальчишек подросли – работники, а от девок на крестьянском дворе много ли проку? Потому, когда отцу Акулины представился случай отдать ее в монастырь, он был очень рад – и дочь пристроена, и на один рот меньше.

«В замуж-то кто возьмет такую рябую, да еще без приданого? – сетовал отец. – А вековухой быть, так лучше монастырь». Акулина на родительское решение не роптала. «Значит, так Богу угодно», – говорила она Ане. В монастыре ее как хорошую работницу ценили, только вот уже три года она на послушании, а в разряд послушниц не зачислена.

– А как же другие? – интересовалась Аня.

– Со мной вроде вас жила, так только год – и одели в подрясник. Мне-то чего, в мирском сподручнее работать. Вы тоже, Анна Александровна, недолго здеся пробудете.

Постепенно Аня втягивалась в монастырскую жизнь. В кельях стряпня строго-настрого запрещалась. Ходить по кельям без благословения не разрешалось, а мирским вообще запрещался вход в кельи, даже родным. Свободные от послушаний часы, в воскресенье после службы, они с Акулиной проводили в келье. Узнав, что Акулина неграмотна, Аня стала обучать ее чтению, предварительно испросив на то благословение матушки игуменьи. Мать Варвара после ее просьбы надолго задумалась, а потом спросила:

– Ты думаешь, ей нужна грамота?

– Она бы могла сама читать Псалтирь, – робко сказала Аня, с надеждой поглядев на мать игуменью.

– Блажь это все, ну да ладно, – смягчилась матушка настоятельница, – коли сможешь, научи.

Глава 7. Искушения

В храме сестры стояли рядами, за каждой сестрой закреплялось место. Место игуменьи было сзади, и она всех сестер видела. Опаздывающих в храм ожидал выговор, а иногда и наказание. Долгие службы, в отличие от физических работ, Анне давались не тяжело. Но ей очень хотелось петь на клиросе. У нее было хорошее сопрано, и она это знала. Аня замечала, как умилялись гости, когда она исполняла дома под фортепьяно романсы. В гимназии ее тоже выделяли. Когда отбирали девочек для пения в городском соборе прокимна «Да исправится молитва моя» на Преждеосвященной литургии, ее неизменно ставили первым сопрано. Теперь она надеялась проявить свои способности на клиросе в монастыре, однако на клирос ее не благословляли. Аня очень огорчалась и досадовала на эту, как ей казалось, несправедливость.

Другой, даже еще большей, неприятностью была монахиня Корнилия. Порою Анне казалось, что Корнилия придирается к ней по всяким пустякам. Аня была уверена, что Корнилия специально преследует ее, чтобы выжить из монастыря. Узнав, что Акулина в тот день помогла Анне довершить свой урок в поле, она сделала Акулине строгий выговор и запретила впредь без благословения чем-либо помогать Анне в поле. Однажды Корнилия послала Аню с ведром на источник за водой. Идти по лесу для Ани было одно удовольствие. Набрав воды, она шла обратно. Размечтавшись о чем-то, Аня споткнулась о корень дерева и упала, пролив всю воду. Пришлось идти обратно. Когда она пришла с водой, мать Корнилия стала ее строго отчитывать за промедление, а в конце добавила:

– Тебе никогда не быть ни послушницей, ни монахиней в этом монастыре.

Анне стало страшно обидно от угроз матери Корнилии. Обида не проходила долго. В это время шел покос, жали серпами озимый хлеб на монастырских делянках. Работали от зари до зари. Некогда было ходить даже на службы.

– Здесь, на поле ваша служба, – говорила им монахиня Корнилия.

Как-то, вернувшись поздно с работы, Аня с Акулиной не успели к вечерней трапезе и получили на кухне лишь краюху хлеба и несколько холодных картофелин. Очень хотелось горячего, вот Аня и надумала принести в келью самовар и приготовить чаю. Самовар стоял в кладовке на первом этаже, и она об этом знала. В келье готовить ничего не благословлялось, и поэтому Аня решилась взять самовар тайком от матушки Силуаны. В келье она поставила самовар на подоконник, чтобы труба

от него выходила в окно. Уже когда самовар вскипел, Аня, к своему ужасу, увидела идущую к гостинице мать Корнилию. Монахиня явно видела дым из окна и спешила к гостинице. Аня решила быстро вынести самовар из кельи, но в спешке получилось неловко, и она больно обожглась. Вскрикнув, Аня уронила самовар, и тот выпал из окна кельи, рассыпав веером горячие угли по земле чуть ли не у ног матушки Корнилии. Монахиня отпрыгнула в сторону, потом стала затаптывать угли в землю. Вслед за этим Корнилия поднялась в келью, и на Аню обрушилась буря гнева. В конце обличительной речи Корнилия пригрозила, что, как только мать настоятельница вернется из поездки в губернский город, она все узнает. Аня представила себе, как будет выглядеть перед родителями, с позором выгнанная из монастыря, и всю ночь проплакала. Не зная, как ее утешить, Акулина неловко топталась перед кроватью Ани, повторяя одно и то же:

– Ну, будя вам убиваться так.

В душе у Ани было опустошительно тоскливо. «Вот и все, – думала она, – но почему все так быстро закончилось, ведь я только начала свой путь! Если бы не мать Корнилия, если бы это был другой монастырь, все было бы иначе».

Она встала с постели. Акулина уже лежала на своей койке, отвернувшись к стене.

– Акулина! – позвала Аня.

Акулина обернулась, и Аня увидела в ее глазах слезы.

– Ты тоже плачешь? – удивилась Аня.

– Да раз вы плачете, мне-то чего остается? – как бы даже обиженно сказала Акулина.

– Добрая моя Акулина, – кинулась к ней в объятия Аня, – как же я без тебя буду!

– Почему без меня? – удивилась Акулина.

– Ты знаешь, я решила, что не буду ждать суда игуменьи, а убегу в какой-нибудь другой монастырь, где нет такой зловредной монахини Корнилии.

– Ба! – Акулина от удивления разинула рот. – Это вы шуткуете, как это можно взять да сбежать?

– А мне больше ничего не остается.

Аня стала решительно собирать в узелок свои вещи. Акулина некоторое время наблюдала, а потом сама стала собираться.

– Ты-то куда, Акулина?

– Мне везде одинаково, а без меня вы, барыня, пропадете. Пойду с вами, а там как Бог даст.

Прихватив свои вещи, они вышли из монастыря и направились к лесной дороге. Но только подошли к лесу, как остановились в испуге. Навстречу им шла схимонахиня Антония. На своих сгорбленных плечах схимница несла вязанку хвороста. Хотя в монастыре было всегда достаточно дров, но схимонахиня, жившая в отдельном домике среди монастырского сада, топила его только хворостом, который сама приносила из леса. Матушка Антония пристально посмотрела на беглянок, сняла с плеч вязанку с хворостом и молча поклонилась им в ноги. Аня с Акулиной упали на колени.

– Я не встану, – сказала схимница, – пока ты, сестра, не дашь мне слово вернуться в келью.

При этом схимница обращалась только к Ане, будто Акулины и вовсе здесь не было. Аня заплакала и, поклонившись схимнице до земли, сказала:

– Помолитесь за меня, матушка Антония, я иду в келью.

Все трое встали и молча вернулись в обитель.

Монахиня Корнилия не осуществила своих угроз и ничего не доложила о самоваре игуменье, и это очень обрадовало Аню и вселило в нее новые надежды. Еще одна радость пришла, когда Акулина начала самостоятельно читать Псалтирь. Аня сказала об этом матушке игуменье, и та захотела убедиться лично. Девушки очень волновались перед таким экзаменом. Акулина прочла, хоть и по слогам, указанный матушкой Варварой псалом, и та похвалила их. К себе обе девушки возвращались вприпрыжку от радости.

Глава 8. Послушница

Вот и прошло лето. Родители, вернувшись с дачи, пришли в монастырь навестить дочь. Анастасия Аркадьевна, увидев Аню, всплеснула в огорчении руками:

– На кого ты похожа, дочка? Ты только посмотри на себя. Как ты огрубела, Боже мой!

В этот день Аня как раз была на риге, где молотила рожь. Когда ее позвали, поспешила как есть, не успев переодеться. На ней были большие сапоги, все в пыли, голова замотана ситцевым платком, а поверх платья фартук из грубой мешковины.