Светлана. Белая коза Альба
Шрифт:
– Сначала узнаем… Во втором вопросе узнаем…
Еще раз сложить центнеры, потом тонны… Но она забыла, сколько центнеров в тонне – десять или сто? Кажется, сто. Светлана писала одну цифру за другой. По лицам девочек она поняла, что ошиблась. Взяла тряпку и стерла написанное. Нет, как будто правильно получается: 635 тонн 11 центнеров. А к ним прибавить…
И опять весь класс молчаливо подтверждает: неверно! Светлана положила мел и сказала с отчаянием:
– Забыла!
Обычно в таких случаях Иван Иванович
– Солнцева, напомни, – сказал Иван Иванович, как будто не замечая поднятых рук.
Галя подошла к доске и, подавая Светлане мел, сказала:
– Их десять, а не сто. Пиши один, а другой один прибавь к тоннам.
С точки зрения математической, это было очень несовершенно выражено, но Светлана поняла сразу. Все вспомнила о центнерах и тоннах.
Она стерла «635 т. 11 ц.» и написала: «636 т. 1 ц.»
Сказала смущенно:
– Я думала, что центнер от слова «сто».
– Правильно думала, – подтвердил Иван Иванович. – Почему же он так называется?
– Ах да! – радостно вспомнила Светлана. – В нем сто килограммов!
Галя отступила к окну, стараясь показать, что Светлана отлично управляется без нее. Даже решилась спросить:
– Мне можно сесть, Иван Иванович?
Он усмехнулся:
– Садись, Ясное Солнышко!
Когда Светлана возвращалась на свое место, она была твердо уверена, что никогда в жизни не забудет, сколько центнеров в тонне и сколько килограммов в центнере.
Перед тем как рассказывать дальше, Иван Иванович диктует номера заданных на завтра задач и примеров. Пока девочки пишут, ходит между партами и успевает проверить несколько домашних работ.
– Мушка, дай промокашку! – шепчет Муха Белая своей подруге.
Иван Иванович говорит сурово:
– Не жужжать! – И добавляет, вышагивая длинными ногами по классу, растягивая одни слова и скороговоркой произнося другие: – Прромокашки, зубные щетки, носовые платки и гребешки должны быть у кажждого иннндивидуальны!
Как опытный артист, он делает паузу «на смех». Иван Иванович любит пошутить и любит, чтобы оценили его шутки. Это короткие антракты, предохранительные клапаны, открываемые во время урока. Без них слишком велико было бы напряжение в классе.
Галя, на беду, смешлива. Другие давно уже отсмеялись и пишут дальше.
– Солнцева! Довольно веселиться, пиши внимательнее.
XI
На последней перемене в класс заглянула вожатая – девятиклассница Лида Максимова:
– Девочки, помните – у нас сбор!
Этой осенью Лида выросла на целый каблук, стала подвязывать крендельком темные косички и в первый раз надела платье с прямыми твердыми плечиками. Девочкам из четвертого «А» она казалась совсем взрослой.
После звонка Лида появилась опять:
– Пошли, пошли! Аня, Валя, обязательно приходите!
Девочки из детского дома обычно не ходили на школьные сборы.
Но Аня и Валя знали, что сегодня будет очень интересно, и решили остаться.
Галя защелкнула портфель и крикнула Мухам:
– Мухи, подождите, мы идем!
Ей было неловко уйти без Светланы.
А Светлана не торопилась. Не поднимая глаз, она перекладывала что-то у себя в пенале, учебники еще лежали на парте.
– Пойдем, Светлана!
– Не жди меня, ступай. Я не пойду, – сказала Светлана тихо.
– Как – не пойдешь? – испуганно зашептала Галя. – Почему? Ох!.. Ты без галстука!.. Забыла, да? Или у тебя нет еще?
Вожатая подошла к ним:
– Это новенькая ваша? Светлана Соколова? Что же ты, Светлана, идем!
– У нее галстука нет, – вмешалась Нюра Попова, которой до всего было дело.
– Ничего, – сказала Лида, – пойдем так. Для первого раза прощается, – и взяла Светлану за руку.
Светлана стояла, то поднимая, то опуская крышку парты:
– Я не пионерка!
– Как же так? – удивилась Лида. – Ах да! Ведь ты… Все равно пойдем; как гостья у нас посидишь, а в ноябре дашь торжественное обещание и будешь настоящей пионеркой.
Светлана ответила страдальческим голосом:
– Нет, я не хочу.
– Как? Пионеркой не хочешь быть?
Туся Цветаева насмешливо сказала:
– Она в оккупации жила, ее фашисты научили, вот и не хочет!
– Замолчи! – строго сказала Лида.
Светлана, сжав кулаки, метнулась к Тусе.
Вожатая с трудом удержала ее.
– Девочки, уйдите! Все уйдите! Идите в пионерскую комнату и ждите меня там.
– Не смеет! Она не смеет мне говорить так! – кричала Светлана. – Моя мама коммунисткой была, они ее убили за это! Никто не смеет мне так говорить!
Вожатая крепко держала ее за обе руки:
– Ну успокойся, успокойся!.. Уйдите, девочки!.. Сядь, Светлана, давай спокойно поговорим… Почему ты не хочешь быть пионеркой?
Светлана заговорила уже со слезами на глазах:
– Когда нас в третьем классе всех принимали… я больна была… а потом хотели осенью… а осенью немцы пришли… Ты думаешь, я не жалела, что у меня галстука нет? Уж я бы его вот как берегла!.. А теперь… что же я… торжественное обещание давать?.. С маленькими, с девятилетними?.. Ведь мне уже тринадцать с половиной лет! Я лучше через год прямо в комсомол…
Нюра Попова, которой до всего было дело, как раз в эту минуту просунула в дверь свой острый носик и воскликнула удивленно:
– Тринадцать лет? И только в четвертом классе учится?!