Светлое будущее
Шрифт:
Предусмотрительно в глазок: черт, темно, как всегда.
— Кто там? — робко.
— Мазуров. Помнишь такого? — тихий смех. — Друг Рожи, Федьки.
Тотчас прокрутить барашек, распахнуть дверь.
Странная, довольная ухмылка гостя.
— П-проходи-те, — замялась, заикнулась я, завидев, что не один он. Следом за ним — еще двое. Охрана?
Бегло осмотрелся по сторонам Валик:
— Одна?
Колкий холод, предчувствие охватило меня, стегая кожу.
Несмело, лихорадочно закивала я головой. Хрипло:
— Да.
— Да я так, ненадолго, — еще шире его загадочная улыбка. И вроде добрый, радетельный вид строит — а так и веет каким-то цинизмом, ложью.
Обмер посреди коридора. Пристальный, сверлящий взгляд мне в глаза:
— Ты же ходишь к Феде?
— Ну… да, — несмело пожала я плечами. — Правда, уже не пускают, но передачки…
— Вот и передай, — резво, грубо, пресекая мою речь. Губы сжались в гримасу гнева. — «Налажал — сядь, а не выебаваешься». Запомнила? — едкое; в очах заплясали черти.
Поежилась я, чувствуя, как нечто жуткое происходит сейчас. Как судьбы наши рушатся… вдребезги, разлетаясь на осколки.
По спине прошелся терновыми шипами страх.
— Он говорит, что это подстава, — тихо, машинально, сама даже до конца не осознавая.
Рассмеялся Валентин ядовито:
— И ты ему веришь? — желчью. Чувствую. Казалось, кожей уже ощущаю липкость его гнили, притворства, предательства…
— А ты? — удивленно.
— Я — НЕТ, — выстрелом контрольным. — Он меня тоже попытался кинуть, — злобно. — Но я это ему прощу… если паинькой будет.
Округлились мои очи. Молчу.
— Так что… передай. Это в его же интересах. И постарайся уж — доходчиво, дословно донести.
— Но меня же к нему не пускают, — растеряно.
— Плохо просишь, — циничное, не спуская ухмылки с уст.
— На взятку денег нет.
— Так заработай, — рассмеялся, пожав плечами.
— Он же твоим другом был… — тихо, сама уже не веря, что в этих словах есть смысл.
— А твоим — братом. Ладно, — резко. К двери, ухватился за ручку. На прощание, не оборачиваясь: — Передай. Это… и в твоих интересах тоже.
Глава 20. Постулаты жизни. Столкновение
* * *
Идти к нему, к Федьке, говорить… просить? И что просить? Что передавать?
Если не соврал тогда (а теперь мне все больше кажется, что правда всё же на его стороне), то, считай… добровольно прогнуться, самолично подписать ему приговор. Да еще какой?
И главное, за что? На сколько?
«Стоп!» — лихорадочно замотала я головой, сама себя перебивая.
Причем тут это?! Неважно за что и на сколько! НЕВАЖНО! Если не виновен — то пусть даже не думает за этих га***нов брать вину на себя! Пошли они все нахуй, мрази убогие! Запугать решили! Ну да! Конечно!
Мазур… друг называется.
Враг он или нет, но то, что товарищ гнилой — однозначно. Шкуру свою трусливую спасает за его счет. Интересно еще, отчего так отчаянно помогал, подмазывал Федора в свое время. И этот же идиот повелся. Доверился…
Ну, что, получил?…билет в жизнь. Или как ты там говорил?
Черти что.
Плевать. Будь, что будет. Но не пойду. Не стану ни упрашивать, ни передавать весь этот бред. Хотят — пусть напрямую выходят и решают дела. А я… а меня приплетать не надо. Не хочу я из-за своей трусости ему срок шить. Нет. Уж лучше сдохну… чем буду жить тут припеваючи, пока он там — мучиться. А завалить захотят — то и там завалят, как ненужного свидетеля. Если подстава, если война — то она везде найдет, достанет, и всех коснется…
А я буду сс*ться, под черту подводить — сама себя уважать перестану.
Так что — нет. Уж лучше удавиться сразу.
Передачку принести — принесу. Всё, как всегда. А в остальном — будь они неладные. Разводилы убогие. Чтоб вам всем… по заслугам выдали.
* * *
А вот и вечер воскресенья — еле дожила до него.
Щелкнул замок. Открылась дверь. На пороге замерла Женька.
— Привет, — испуганно метнула та на меня взгляд. Движение вбок — и отставила в сторону сумки, ближе к кладовке. Тотчас запрыгала, задергалась на месте, силясь снять с себя куртку и обувь одновременно (походу, опять дотянула: что-то туалет для нее последнее время стал совсем больной темой). — А че с тобой? Че так ужасно выглядишь? — не отстает Жарова.
Поморщилась я:
— Да ниче…
Не посвящать же ее во все эти жуткие подробности. Мне ее паника сейчас… совсем ни к чему. Хватит, что знает… про Федьку, что того в СИЗО закрыли. Что мотаюсь туда-сюда. Каждый день — как на пороховой бочке. Нервы натянутой струной — и все, кому не лень, тренькают по ним, пробуя на разрыв.
— А ты как съездила? — спешно пытаюсь перевести тему в другое русло.
Угадала — молнией кинулась подруга в туалет.
Покорные минуты выжидания своей собеседницы. И вот оно — зашумела вода из сливного бочка, а затем и вовсе — из крана. Вымыла руки Женька — и ко мне, в коридор. Вытащила пакет из большой своей клетчатой сумки — и потопала на кухню. Семеню за ней.
— Да как, — несмело, путано как-то повела, промямлила неожиданно Жарова, отчего я тотчас от тревоги нахмурилась. Застыла рядом с ней, опершись на стену (невольно, бесцельно слежу, как та продукты раскладывает: что — на стол, а что сразу — в холодильник):
— Рассказывай, че не так, — грозно я.
Ухмыльнулась Женька.
— А ты мне рассказала? — язвою. Глаза в глаза.
— Да че рассказывать? — гаркнула я от раздражения. Сама не поняла, как следующее живо и ловко сочинила: — Диплом весь мозг вынес. Ниче так толкового за выходные и не написала. Ну? — злобно.