Светлое время ночи
Шрифт:
«Говорлив, пытлив и склонен к прожектерству. Вероятный предел должностного роста: пар-арценц, гнорр.»
Столько занятых неотложными делами офицеров Свода в одном месте Лараф видел впервые в жизни.
«Теперь хоть ясно, почему Зверда с Шошей так хотели дружбы со Сводом Равновесия. Вот взять всю эту свору – да спустить с цепи! Разорвет в клочья не то что парочку оборотней, но и целую армию.»
«Смотря какую
Но его это не заботило. Сейчас Лараф вновь был на подъеме. Теперь, когда «Семь Стоп Ледовоокого» приятно холодили его ладони, он чувствовал не просто уверенность, и раньше возникавшую всякий раз, когда он брал в руки свою подругу. Лараф чувствовал вкус чужой смерти.
Самозванный гнорр, прошедший боевое крещение, впервые подумал, что экспедиция против фальмских оборотней может стать не просто тяжелой повинностью на службе у баронов Фальмских, но и достойным увеселительным предприятием.
В конечном итоге, о чем-то подобном он мечтал еще в скучные годы отрочества, когда слонялся по окрестностям Казенного Посада с травинкой в зубах.
Лараф отошел в сторонку и открыл книгу. Он искал в подруге участия и нежности.
После окончания операции оцепление вокруг Башни Отчуждения не сняли и даже усилили. Факела – теперь это были обычные, традиционные изделия с красно-оранжевым пламенем – горели повсюду, куда только доставал взор.
Сама Башня и внутри и снаружи была иллюминирована так, словно в ней собирались дать бал в честь наследника харренского престола.
Внутрь оцепления не должен был проникнуть ни один посторонний. Понятие «посторонние» в таких операциях распространялось не только на гражданских, но и на Внутреннюю Службу, и на армию, и на флот вплоть до Первого Кормчего. Поэтому даже останками погибших, даже уборкой кирпичного боя и обломков мебели занимались исключительно офицеры Свода.
Эрм-саванны методично обходили все закоулки Башни со Зраками Истины. Их сопровождали поводыри животных-девять из Опоры Безгласых Тварей и – на всякий случай – стрелки и мечники Опоры Вещей. Искали двузеркальные ловушки, жуков-мертвителей, летучие яды замедленного испарения, а также – вероятных сообщников Сонна, людей и не только.
В каждую группу входил аррум, готовый изничтожить любую скверну. Или инвентаризовать, укрыв ее в недрах своего сарнода – в зависимости от того, что за скверна, и нет ли в ней пользы для Князя и Истины.
От человека, который почти подчистую выкосил три плеяды, сложил целую гекатомбу безгласых тварей, прикончил аррума Опоры Единства и чуть было не убил последовательно гнорра и пар-арценца Йора, можно было ожидать любых неожиданностей.
Пока что нашли не так уж и много. Но для Йора картина была ясна полностью, во всех значимых деталях. А именно: Сонну помог «вестник», шептун, одно из бесплотных существ, до землетрясения населявших Комнату Шепота и Дуновений.
Башня Отчуждения ответила на все вопрошания пар-арценца Опоры Единства. И только гнорр, его поведение и смысл странных намеков фантомного образа Сонна оставались для Йора неприятной загадкой.
Пар-арценц поглядел на своего гнорра, который прогуливался по берегу в отдалении, разглядывая ту самую книгу, из-за которой все они едва не погибли. Если бы не строгий приказ гнорра – щадить Сонна в тех ситуациях, когда может пострадать книга – мятежный пар-арценц был бы испепелен, и притом неоднократно.
Что же это за книга, из-за которой так трясся гнорр? И что все-таки имел в виду Сонн, пытавшийся передать ему, Йору, некоторое сообщение при помощи своего фантомного образа? Задать свои вопросы прямо сейчас? Отложить до завтра? До послезавтра?
Скрип гальки под чужими сапогами становился все громче. Пар-арценц Опоры Единства приближался к Ларафу.
Самозванный гнорр против своей воли втянул голову в плечи. «Семь Стоп Ледовоокого», с которыми он провозился по меньшей мере десять коротких колоколов, продолжали являть своему хозяину нечто предельно невнятное. Все разделы расплывались разводьями разбавленных цветов, в диапазоне от розового до нежно-желтого. Неужели Зверда ошибалась, неужели образ книги испорчен бесповоротно?
Если Йор умнее, чем кажется – он, Лараф, доживает последние мгновения своей жизни.
Сейчас прогудит разгневанная сталь «облачного» клинка, голова отделится от тела, бесполезная подруга окрасится багрянцем.
Если же Йор не столь проницателен – а на то похоже, – то и в этом случае ему, Ларафу, предстоит крайне неприятный разговор. Как его провести? Как?
«Эх, была не была!» Лараф резко захлопнул книгу, повернулся к приближающемуся Йору и громко осведомился:
– Как я понял, Сонн приложил все усилия, чтобы оклеветать меня в ваших глазах. Не так ли!?
Йор остановился. Затем неуверенно приблизился к своему гнорру еще на два шага. Отвел глаза.
Он только что сам собирался задать этот щепетильный вопрос. Но вышло так, что первым спросил гнорр. Инициатива в этом скользком разговоре сразу же была утрачена.
– Затрудняюсь ответить, милостивый гиазир. Сонн говорил странные вещи. Их можно интерпретировать двояко.
«Потрудитесь представить обе интерпретации», – хотел было прокаркать Лараф, но вовремя спохватился, что на мудреном слове «интерпретация» он, провинциал, скорее всего сломает себе язык. Ограничился лаконичным:
– А именно?
– А именно: Сонн был уверен, что убил вас. К слову сказать, в этом и я почти не сомневался. А потому пар-арценц, бывший пар-арценц, считал возможным говорить о вас, как о погибшем. Видимо, хотел предложить в гнорры себя, заручиться моей поддержкой, и так далее. Вторая же интерпретация…
– Продолжайте.
– …В некотором роде оскорбительна для вас и для всего Свода Равновесия. Дескать, вас «нет больше» неопределенно долго. То есть, прошу прощения, вы – это не вы. Как тот фантомный образ Сонна, который был расстрелян нашими истребителями.