Шрифт:
Василий Шукшин
Светлые души
Михайло Беспалов полторы недели не был дома: возили зерно из далеких глубинок.
Приехал в субботу, когда солнце уже садилось. На машине. Долго выруливал в узкие ворота, сотрясая застоявшийся теплый воздух гулом мотора.
Въехал, заглушил мотор, открыл капот и залез под него.
Из избы вышла жена Михайлы, Анна, молодая круглолицая баба. Постояла на крыльце, посмотрела на мужа и обиженно заметила:
– Ты б хоть
– Здорово, Нюся! – приветливо сказал Михайло и пошевелил ногами в знак того, что он все понимает, но очень сейчас занят.
Анна ушла в избу, громко хлопнув дверью.
Михайло пришел через полчаса.
Анна сидела в переднем углу, скрестив руки на высокой груди. Смотрела в окно. На стук двери не повела бровью.
– Ты чего? – спросил Михайло.
– Ничего.
– Вроде сердишься?
– Ну что ты! Разве можно на трудящий народ сердиться? – с неумелой насмешкой и горечью возразила Анна.
Михайло неловко потоптался на месте. Сел на скамейку у печки, стал разуваться. Анна глянула на него и всплеснула руками:
– Мамочка родимая! Грязный-то!..
– Пыль, – объяснил Михайло, засовывая портянки в сапоги.
Анна подошла к нему, разняла на лбу спутанные волосы, потрогала ладошкой небритые щеки мужа и жадно прильнула горячими губами к его потрескавшимся, солоновато-жестким, пропахшим табаком и бензином губам.
– Прямо места живого не найдешь, Господи ты мой! – жарко шептала она, близко разглядывая его лицо.
Михайло прижимал к груди податливое мягкое тело и счастливо гудел:
– Замараю ж я тебя всю, дуреха такая!..
– Ну и марай… марай, не думай! Побольше бы так марал!
– Соскучилась небось?
– Соскучишься! Уедет на целый месяц…
– Где же на месяц? Эх ты… акварель!
– Пусти, пойду баню посмотрю. Готовься. Белье вон на ящике. – Она ушла.
Михайло, ступая до горяча натруженными ногами по прохладным доскам вымытого пола, прошел в сени, долго копался в углу среди старых замков, железяк, мотков проволоки: что-то искал. Потом вышел на крыльцо, крикнул жене:
– Ань! Ты случайно не видела карбюратор?
– Какой карбюратор?
– Ну такой… с трубочками!
– Не видела я никаких карбюраторов! Началось там опять…
Михайло потер ладонью щеку, посмотрел на машину, ушел в избу. Поискал еще под печкой, заглянул под кровать… Карбюратора нигде не было.
Пришла Анна.
– Собрался?
– Тут, понимаешь… штука одна потерялась, – сокрушенно заговорил Михайло. – Куда она, окаянная?
– Господи! – Анна поджала малиновые губы. На глазах ее заблестели светлые капельки слез. – Ни стыда ни совести у человека! Побудь ты хозяином в доме! Приедет раз в год и то никак не может расстаться со своими штуками…
Михайло поспешно подошел к жене.
– Чего сделать, Нюся?
– Сядь со мной. – Анна смахнула слезы.
Сели.
– У Василисы Калугиной есть полупальто плюшевое… хоро-о-шенькое! Видел, наверно, она в нем по воскресеньям на базар ездит!
Михайло на всякий случай сказал:
– Ага! Такое, знаешь… – Михайло хотел показать, какое пальто у Василисы, но скорее показал, как сама Василиса ходит: вихляясь без меры. Ему очень хотелось угодить жене.
– Вот. Она это полупальто продает. Просит четыре сотни.
– Так… – Михайло не знал, много это или мало.
– Так вот я думаю: купить бы его? А тебе на пальто соберем ближе к зиме. Шибко оно тянется мне, Миша. Я давеча примерила – как влитое сидит!
Михайло тронул ладонью свою выпуклую грудь.
– Взять это полупальто. Чего тут думать?
– Погоди ты! Разлысил лоб… Денег-то нету. А я вот что придумала: давай продадим одну овечку! А себе ягненка возьмем…
– Правильно! – воскликнул Михайло.
– Что правильно?
– Продать овечку
– Тебе хоть все продать! – Анна даже поморщилась.
Михайло растерянно заморгал добрыми глазами.
– Сама же говорит, елки зеленые!
– Так я говорю, а ты пожалей. А то я – продать, и ты – продать. Ну и распродадим так все на свете!
Михайло открыто залюбовался женой.
– Какая ты у меня… головастая!
Анна покраснела от похвалы.
– Разглядел только…
Из бани возвращались поздно. Уже стемнело.
Михайло по дороге отстал. Анна с крыльца услышала, как скрипнула дверца кабины.
– Миша!
– Аиньки! Сейчас, Нюся, воду из радиатора спущу.
– Замараешь белье-то!
Михайло в ответ зазвякал гаечным ключом.
– Миша!
– Одну минуту, Нюся.
– Я говорю, замараешь белье-то!
– Я же не прижимаюсь к ней.
Анна скинула с пробоя дверную цепочку и осталась ждать мужа на крыльце.
Михайло, мелькая во тьме кальсонами, походил около машины, вздохнул, положил ключ на крыло, направился к избе.
– Ну сделал?
– Надо бы карбюратор посмотреть. Стрелять что-то начала.
– Ты ее не целуешь случайно? Ведь за мной в женихах так не ухаживал, как за ней, черт ее надавал, проклятую! – рассердилась Анна.
– Ну вот… При чем она здесь?
– При том. Жизни никакой нету.
В избе было чисто, тепло. На шестке весело гудел самовар.
Михайло прилег на кровать; Анна собирала на стол ужин.
Неслышно ходила по избе, носила бесконечные туески, кринки и рассказывала последние новости:
– … Он уж было закрывать собрался магазин свой. А тот – то ли поджидал специально – тут и был! «Здрасти, – говорит, – я ревизор…»