Светлые крылья для темного стража
Шрифт:
— Мефодий.
Старик на мгновение закрыл глаза, точно пробуя имя на вкус.
— Звучно. Ко многому обязывает, — вполголоса оценил он.
Квартира у старика была большой и гулкой. На рассохшемся дубовом паркете лежали яркие пятна солнца. Массивный, семидесятых годов приемник, ловя неведомую волну, откашливал забытый фокстрот. На ковре висела тусклая, узкая, сильно загнутая сабля с неотчетливой, почти безвольной рукоятью.
— Персия. Конного боя. В пешем ей только колбасу пилить, — не задумываясь, сказал Меф.
— Я вижу, ты знаешь в этом
Он стоял у шкафа с лекарствами, деловито выщелкивая на ладонь таблетки. Меф был послан на кухню за водой. Когда он вернулся, губы старика уже не были синими.
— Вы циркач? — спросил Мефодий.
Старик ответил не сразу. Медленно, мелкими глотками выпил воду и поставил чашку на подоконник.
— Воздушный гимнаст, хотя сейчас в это непросто поверить. Ты когда-нибудь слышал о Сулержицком?
— Нет.
Азеф махнул рукой.
— Неважно. Поговорим о другом. Ты помог мне. Зачем?
— Ну надо же помогать людям… Вы не звали на помощь. Почему? — с интересом спросил Меф.
Старик покрутил в пальцах коробку, поставил ее на место и пальцем захлопнул шкафчик.
— Не люблю казаться слабым. Ты ведь тоже не любишь, не так ли?
— Мало кто любит. Если только слабость не используется как атакующее оружие, — сказал Меф, вспоминая Вихрову. — Эти трое… Они вернутся?
Старик внимательно посмотрел на Буслаева. В его взгляде, как показалось Мефу, скрывалась ирония. Еще бы: шестнадцатилетний юнец с хвостом светлых волос, чудом подшибивший налетчика банкой со сгущенкой, лезет покровительствовать. Наглое, самоуверенное, хотя, возможно, не самое плохое поколение.
— А если вернутся, ты что, будешь меня защищать? Наберем много банок со сгущенкой, с кукурузой, с зеленым горошком и устроим тотальную войну? — спросил он.
— Ну хотя бы попытаемся, — осторожно сказал Меф.
Азеф кивнул, оценив точность и искренность ответа.
— Что ж… Лучше вдвоем, чем одному. Но поначалу попытаюсь разобраться сам. Не в первый раз, — сказал он, кивнув на телефон.
В его тоне было нечто такое, что Меф почувствовал: Азеф ставит точку и просит его уйти.
— Ну как хотите! Если что — звоните! — сказал Буслаев и продиктовал свой номер.
Старик записал номер прямо на обоях, использовав ручку, болтавшуюся на нитке у телефона. Мефу показалось, для того, чтобы не обижать своего молодого знакомого. Меф вышел на площадку и сел в лифт, чувствуя на себе внимательный, испытующий, почти физически ощутимый взгляд старика.
Кабина была уже внизу, а старик все смотрел на закрывшиеся двери лифта.
Внизу у подъезда Меф нашел свою сгущенку. От знакомства с затылком банка не пострадала, хотя этикетка и была счесана последующим падением на асфальт.
«На ужин пригодится», — решил Меф.
Глава 3
Недогавриков и городские озеленители
Характер
Сухой палец времени перекидывал на счетах жизни костяшки дней.
Нередко в районе полудня само собой получалось, что Меф оказывался недалеко от Большой Дмитровки. Стоило забыться, и ноги сами несли его в канцелярию. Однако за две недели Меф уступил искушению лишь однажды. И то, чтобы забрать свои вещи.
Отогнув сетку, Меф привычно наклонился, чтобы не задеть нижнюю перекладину строительных лесов. Жутко вспомнить, сколько синяков набил о нее он сам, а еще больше высоченный Мошкин. Один Чимоданов был такого удачного для быта размера, что поручни в метро, дверные притолоки и прочие неудобства, с которыми постоянно сталкиваются высокие люди, не представляли для него опасности. Даже подголовники автомобильных сидений оказывались у Чимоданова как раз на нужной высоте.
«Ты абсолютно среднестатистический пошляк абсолютно среднестатистического роста!» — внушала Чимоданову Улита.
У дверей резиденции Меф поймал себя на том, что трогает языком скол переднего зуба. Это был явный признак волнения, и, рассердившись на себя, Меф остановился. Он стоял и смотрел на дверь, известную ему так хорошо, что он с закрытыми глазами, находясь внутри, безошибочно определял, кто пришел.
Говоря откровенно, это было совсем не сложно. Мошкин обычно приоткрывал дверь едва-едва, а затем протискивался боком, точно опасался побеспокоить кого-то своим слишком шумным появлением. Чимоданов, напротив, распахивал дверь пинком, так, что она врезалась ручкой в стену.
— Что, гады, не ждали? — громогласно вопрошал он и бывал очень смущен, когда «гадом, который не ждал», оказывался, скажем, задумчиво разглядывающий его Арей.
Ната, уверявшая всех, что у нее слабые руки, всегда поворачивалась перед дверью боком и толкала ее бедром, издавая жалобные призывы, чтобы кто-нибудь ей помог. Если никто не помогал — Вихрова неплохо справлялась и сама.
Арей открывал дверь решительно, уверенно, но входить не спешил и замирал на пороге, точно испытывая терпение притаившегося убийцы, который мог кинуться на него из полумрака. Именно по этому зазору между скрипом и шагами мечник и опознавался безошибочно.
Улита толкала дверь бедром, как и Вихрова, но не оттого, что считала себя слабой, а потому, что руки у нее вечно бывали заняты покупками. При этом она обязательно что-нибудь роняла. Начинала поднимать, пыхтеть, громко выражать недовольство, и всем этим ярко обозначала свое присутствие в мире.
Воспоминания Мефа прервал шорох. Он оглянулся и увидел двух надушенных суккубов, пробиравшихся под лесами. Обнаружившийся у них на пути Буслаев оказался для суккубов полной неожиданностью. Один зашаркал ножкой. Другой, знавший, что Меф никакой уже не наследник, принялся хорохориться и выпячивать грудь, но беспричинно струсил и тоже зашаркал ножкой.