Светочи тьмы. Физиология либерального клана: от Гайдара и Березовского до Собчак и Навального
Шрифт:
В 1986 году Гайдар в составе группы экономистов, готовившей аналитические материалы для лидеров страны и занимавшейся изучением реформ в соцстранах под руководством будущего академика, а тогда блестящего члена-корреспондента Станислава Шаталина, был переведен в только что созданный Институт экономики и прогнозирования научно-технического прогресса АН СССР. Там он стремительно вырос по службе, став старшим, а затем и ведущим научным сотрудником.
Уже на следующий год он был назначен редактором и заведующим отделом экономической политики в журнале «Коммунист», который превратил в одну из ключевых площадок дискуссий по вопросам экономической реформы. Работая там до 1990 года, Гайдар, по воспоминаниям сотрудников редакции, шокировал ее
В 1990 году он «пошел на повышение», возглавив отдел экономики «Правды». Летом того же года Гайдар еще успел отказаться от предложения Явлинского, назначенного Ельциным зампредом российского правительства, о сотрудничестве в подготовке программы реформ, получившей известность как «500 дней» (заявив, что входит в команду Горбачева и в ней останется), однако бесперспективность карьеры в рамках КПСС была уже очевидной. Защитив докторскую диссертацию «Экономические реформы и иерархические структуры», в конце того же года Гайдар по приглашению руководившего Академией народного хозяйства при Совете Министров СССР академика Аганбегяна создал и возглавил Институт экономической политики этой академии. По некоторым данным, Институт был создан по личному указанию Горбачева в качестве благодарности за нравившиеся ему материалы Гайдара и за отказ сотрудничать со сторонниками Ельцина.
Однако гладкая официальная биография Гайдара советского периода имеет весьма серьезное «второе дно», во многом предопределившее все последующие события.
Советский этап карьеры Гайдара был полностью определен его включением в остающийся загадочным и по сей день андроповский проект «Звезда».
Идея последнего заключалась в глубокой, комплексной модернизации Советского Союза на рыночной основе, – и это была далеко не первая подобная попытка.
Агония советского хозрасчета
Незадолго до смерти Сталин говорил, что без выработки полноценной экономической теории социализма и без подготовки грамотных экономистов для практической работы, что возможно лишь на базе этой теории, Советский Союз неминуемо погибнет. Это было логично: социализм был невиданным в истории человечества строем, созданным, по сути, самим Сталиным по мере решения наваливавшихся на общество насущных проблем. Практику общественного строительства попросту не успевали осмыслять, так как все силы были заняты борьбой за выживание, – и внутренние закономерности, возможности и ограничения нового общества оставались неведомы даже самим его непосредственным строителям.
Скупо отмерявший слова «вождь всех времен и народов» говорил в таком стиле всего лишь второй и последний раз в своей жизни – после 1931 года, когда указывал, что Советскому Союзу надо за десятилетие пробежать путь, пройденный развитыми странами за 50 лет, – «иначе нас сомнут».
Оба раза он оказался прав.
Удивительно, что идея развития рыночных отношений как элемента социалистической экономики и встроенного инструмента повышения ее эффективности была введена в политическую практику отнюдь не Косыгиным и Либерманом в ходе реформы 1965 года: подобные попытки предпринимались практически с самого начала социалистического строительства.
Еще после сворачивания нэпа, в начале коллективизации, в разгаре индустриализации, накануне провозглашения «завершения первой пятилетки в четыре года», летом 1931 года Сталин, обобщая
И не потому, что он позволял лучше учитывать расходы и издержки, являлся непосредственным инструментом укрепления контроля (хотя об этом говорилось тоже), а по значительно более глубокой причине: хозрасчет виделся Сталину ключом к осуществлению «внутрипромышленного накопления», то есть наращивания основных фондов, осуществлению производственных инвестиций. Материально стимулируя предприятия и трудовые коллективы, он должен был повышать эффективность и на отдельном заводе, и в экономике в целом.
Этот подход был закреплен XVII партийной конференцией в начале 1932 года, нацеливший страну на «завершение технической реконструкции народного хозяйства» в кратчайшие сроки в преддверии новой мировой войны, стратегическая неизбежность которой в условиях Великой депрессии не вызывала никаких сомнений.
Усилия по развитию хозрасчета в сталинский период существенно расширяют наши представления о том времени. Оказывается, попытка политической демократизации, закрепленная в подготовленной Бухариным Конституции 1936 года (и спровоцировавшая партхозноменклатуру на массовое стихийное уничтожение потенциальных конкурентов, вошедшее в историю как Большой террор 1937–1938 годов), опиралась на прагматичное стремление укрепления экономики развитием в ней элементов рыночных отношений.
Накануне Великой Отечественной войны специально собранная следующая, XVIII партийная конференция (этот формат уже тогда сам по себе указывал на важность и нестандартность решаемой задачи) вновь привлекла внимание к необходимости «всемерного укрепления хозяйственного расчета».
И он действительно применялся довольно широко, хоть в основном и под другими названиями, – и не только в ГУЛаге, но и в высокотехнологичных по тем временам отраслях, в первую очередь военно-промышленного комплекса.
Однако и без формального хозрасчета во всей сталинской экономике в целом действовал четкий принцип: при полном выполнении планов, в том числе по ассортименту, снижению себестоимости и прибылям, предприятие получало разнообразные фонды материального поощрения, включая так называемый «фонд директора», находящийся в его распоряжении. О масштабах этих фондов и их значимости для страны свидетельствовало отдельное решение, принятое с началом войны о передаче их средств в госбюджет.
Подробная проработка планов того времени обеспечивало направление энергии производственников в действительно необходимые экономике русла. Соответственно, одним из ключевых направлений борьбы складывавшегося класса партхозноменклатуры за свои интересы было снижение степени детализации планов и изъятие из них требований роста эффективности, в частности, снижения себестоимости. Эта борьба шла десятилетия, и реформа Косыгина-Либермана под флагом перехода от излишне подробных натуральных к обобщенным стоимостным, валовым показателям стала одним из значимых успехов партхозноменклатуры. Приобретение планами все более общего характера, облегчая жизнь предприятиям и министерствам, делало экономику затратной и переориентировало хозяйственный механизм на повсеместное завышение издержек, в том числе и под флагом «внедрения хозрасчета».
Разумеется, полноценный «хозяйственный расчет», предоставлявший предприятиям определенную свободу и поощрявший их инициативу, прямо противоречил интересам партхозноменклатуры, стремящейся закрепить свое всевластие.
Однако на раннем этапе развития Советской власти, пока партхозноменклатура еще не сложилась в самодовлеющий класс и в силу внешних угроз была вынуждена сосредоточить все силы на повышении эффективности экономики, хозрасчет (как и другие элементы рыночных отношений) применялся значительно более последовательно и успешно, чем в спокойную «эпоху застоя».