Светоносец. Трилогия
Шрифт:
Старейшины, руководившие жизнь всех жителей, духовной и повседневной, собрались в увитом плющом склепе, находившимся под гигантской ступенчатой пирамидой Исса на самом высоком из семи холмов города. Стражи храма и обычные жрецы отправились в пахнувшие плесенью катакомбы, прятавшиеся в холме, как соты в улье: кладбище Тире Ганда со дня основания города.
Все остальные слои общества тоже готовились пережить дневные часы. Низшие, миряне, торопились в подвалы своих домов, торговцы опускали тяжелые ставни на окна магазинов и неторопливо шли в сводчатые залы, где вдоль стен стояли стеклянные бутылки с рубиновой жидкостью: кровь, жизнь города. Но знать не снисходила до жизни в хаосе и трущобах нижнего города. Когда
На болотистой почве противоположного берега последние дневные правители города выстроили себе роскошные дворцы с множеством готических шпилей и крутыми крышами. У дворцов был только один вход, а окон не было вообще. В садах росли плачущие ивы и ядовитый плющ, по шпалернику вились ползучие растения, а множество тенистых деревьев и кустов даже в самый полдень создавали полумрак на покрытых росой лужайках.
И только одно здание отличалось от всех.
Некоторые носилки прошли прямо перед внушительным особняком, стоявшим рядом с концом Моста Зрелищ, почти на самом берегу реки. У этого здания, в отличии от остальных, были окна, сейчас заделанные досками: быть может когда-то здесь жил живой человек, давно, не меньше двухсот лет назад. Толстые плети плюща висели на гаргульях, сторожившие ворота, а когда-то ухоженный сад по колено зарос бурьяном.
Знать Тире Ганда никогда не любила своего соседа, да у нее и не было причин любить его. Человек, который владел этим особняком, был выскочкой и смертным, умершим естественной смертью, в отличии от настоящих аристократов, ставших живыми мертвецами больше тысячи лет назад. Только влажный воздух реки заканчивал их вторую жизнь, суставы сгнивали, переставали держать головы и ноги, и, наконец, части тел падали, не в состоянии соединиться с туловищем. Тогда их семьи переносили рассыпавшие части в самые темные склепы и оставляли там бормочущие черепа и дергающиеся ноги, пока второй сон не успокаивал их навсегда.
Но этого обычного человека, который жил и погиб от ножей убийц, возвысили до аристократа. Неудивительно, что знать Тире Ганда не любила его и завидовала его влиянию на Старейшин. И даже когда он погиб, его статус только увеличился, потому что Старейшины даровали ему Жизнь в Смерти, напоив из Черной Чаши.
Гниющие стены и башни особняка, заплесневелый пирс, торчащий из медленно текущей серой воды Фуркса, заброшенный сад, по краям которого росли плакучие ивы, все это когда-то принадлежало генералу города, Фарану Гатону Некрону, завоевателю Тралла. Именно ему дали выпить из того, что являлось величайшим сокровищем города и что возвратило его к жизни: из Черной Чаши. Возможно один или два из тех, кого несли сейчас перед домом, вспомнили о нем и спросили себя, что случилось с ним в далеких западных землях.
Из Тралла давно не было никаких новостей. Старейшины отправили разведчиков из армий, стоявших в Суррании. Они вернулись месяц назад. Город в руинах, живых нет. От Фарана Гатона не осталось и следа. Умер ли он второй смертью? Трудно поверить: военный гений, обладавший заносчивой уверенностью в себе — ни у одного из жителей города даже близко не было таких способностей. Из всех них он казался идеальным кандидатом на роль завоевателя западных земель. Мало кто горевал о его исчезновении, потому что если бы он остался жив, то однажды вернулся и бросил вызов Старейшинам. А так лет через пятьсот его особняк тихо утонет в болотах, и те же самые лорды будут ездить мимо, не удосуживаясь вспомнить о своем бывшем коллеге.
Паланкины аристократов гордо проследовали
Прошел час. На улицах города не осталось никого, настала полная тишина. Тире Ганд находился восточнее, чем Железные Ворота. Здесь восход начинался на час раньше. Небо посерело и, постепенно, над восточными болотами стало всходить солнце. Тем не менее свет поднимавшегося пурпурного диска едва проникал под туман, струившийся из высокогорных долин и реки Фуркс. Серые улицы города стали мокрыми.
В этот час дня все места, открытые небу, были пусты, за исключением тех людей города Старейшин, жреческой элиты, которую несколько пренебрежительно называли дневными жрецами бога Исса. Живые слуги Исса, приехавшие отовсюду, они надеялись в Оссии достичь Жизни в Смерти, со временем. Поколение за поколением они появлялись здесь, старились и умирали, но только считанные единицы получали последнее причастие и становились Живыми Мертвецами.
По улицам ходили только живые рабы, занимаясь своими делами и в полном отчаянии наклонив головы пониже: они отлично знали, что в любой момент их жизнь может закончиться кровавым пиршеством их хозяев.
Огромное здание Материнского Храма Червя возвышалось над городом. Нижние ярусы храма образовывали пирамиду, служившую тромпом купола собора. [20] Между четырьмя арками, поддерживавшими купол, находились четыре апсиды, в которых висели тысячи медных колокольчиков.
Далеко внизу, под ступенчатым потолком, сновали по своим делам дневные жрецы в пурпурных и коричневых плащах, почти невидимые в полутьме, звук их шаркающих сандалий эхом отдавался от стен огромного зала и напоминал вздохи умирающих.
20
Тромп купола — архитектурная конструкция, представляющая собой часть конуса, устраиваемого в углах стен, обеспечивающего переход от прямоугольного или квадратного основания здания к круглой форме завершения
Тем не менее и этой низшей жреческой касте было чем гордиться, несмотря на то, что мало кому из них довелось стать Живыми Мертвецами: согласно книгам пророчеств, им была суждена особая честь: как единственным живым аколитам, находящимся в храме во время рассвета, им предстояло первым увидеть приход вечной ночи Исса, величественного зрелища, когда сначала на небе появляется горящая колесница Ре, а потом вечная ночь навсегда поглощает ее.
Каждый день на протяжении многих поколений назначенный жрец ждал этого события, жадно глядя в небо. Этим утром им оказался совсем юный аколит. Он стоял на шаткой платформе, подвешенной под линией стеклянных фонарей, висевших под сводом храма. Под ним лежала головокружительная пропасть глубиной в двести футов, заканчивавшаяся вделанной в пол храма большой мозаикой Червя, пожирающего свой хвост. А перед ним на металлических цепях висел главный бронзовый колокол храма, радиусом в двадцать футов. Он еще никогда не звенел, потому что не настал день исчезновения солнца.
Жрец находился на самой высокой точке города, только немного ниже унылых серых пустошей за его спиной, на которых, как сломанные зубы, торчали башни волшебников.
Под ним простиралась Оссия: спутанный клубок наполненных туманом улиц Тире Ганда, раскинувшегося на семи холмах, коричневые поля, унылые воды реки, а сзади угрюмые безлесые пустоши. Густой серый туман затянул горизонт, но, когда солнце начало подниматься, небо слегка просветлело, из теней появились новые, еще более мрачные детали ландшафта.