Светоносец. Трилогия
Шрифт:
Она знала, что никогда не покинет этого места — не выйдет отсюда, пока сердце не остановится или солнце наконец не погаснет окончательно. Тем временем власть оставалась ее единственной отрадой, а потеря власти — самым большим опасением. В этот вечер Маллиану мучило то, что она навсегда теряет власть над Талассой. Утешало лишь то, что в полночь девушку, если только чудо ее не спасет, отдадут князю Фарану. А Маллиана за эти семь лет навидалась достаточно, чтобы знать: мучить других для Фарана так же естественно, как дышать. Да, Фаран быстро отнимет у Талассы то, чего давным-давно лишили саму Маллиану: юность, красоту и надежду. Все это дочери невинности — когда их мать
Но легко ли вот так взять и отдать Талассу? Не заклеймив ее позором до самого смертного часа? Но что можно выдумать после всего, что вынесла Таласса за эти семь лет... Юнец и старик, калека и больной — со всеми Таласса имела дело, если не по доброй воле, то и без жалоб.
Кроме тех ночей, когда ее призывал к себе князь Фаран. В первый раз Маллиана сама отправилась с ней — ночной визит в храм Червя возбуждал верховную жрицу, и она надеялась увидеть укус, который прервет жизнь Талассы, заразив ее горячкой, не излечиваемой ничем, кроме живой крови или смерти.
Но посыльный сказал Маллиане, что князь не намерен пить кровь — он хочет лишь ласкать. Маллиана только плечами пожала: неужто живой мертвец ограничится одними ласками? Носилки Фарана прибыли за ними глубокой ночью. Таласса, к разочарованию Маллианы, не издала ни звука, когда стражи пришли за ней, хотя ее нянька подняла было крик. Но утихомирить старую и слабую Аланду не составило труда.
Затем последовала сцена в подземелье глубоко под храмом, где обитает Серая Плесень. Там горела всего пара мигающих факелов, и Маллиану одолевал страх в этой комнате, так близко от пьющих кровь — не сцапают ли и ее заодно? Но ее оставили одну во мраке, отнесясь с пониманием к ее нездоровому любопытству. Фаран, сопровождаемый своей темной свитой, явился, точно призрак, из какой-то потайной двери, наполнив воздух запахом плесени. Прислужники, раздев Талассу и заковав ее в цепи, поспешили удалиться. Нагая, дрожащая девушка повисла на цепях, покачиваясь и задевая ногами пол, — тело ее казалось безжизненным, словно она уже умерла. Верховная жрица затаилась во мраке, ожидая, что будет дальше.
Фаран, взмахнув плащом, как летучая мышь крыльями, сбросил его и обнажил жилистое, мертвенно-белое тело. Князь был прекрасно сложен, только кожа у него совсем высохла и обтягивала наподобие сохнущих в дубильне шкур твердые, как дерево, мускулы. С этим великолепным телом плохо сочетался крошечный, сморщенный, белый член, притаившийся, как червяк, меж мраморных ляжек. Подойдя к Талассе, Фаран раздвинул коленом ее ноги. Она осталась безучастной, как труп, когда он взял в ладони ее груди, гладя молочно-белую кожу своими иссохшими пальцами и дыша ей в ухо.
До Маллианы дошел его шепот:
«Я знаю, мое дыхание не слишком свежо, но все же поцелуй меня». После этих слов Таласса, доселе недвижимая, замотала головой из стороны в сторону, мерцая в тусклом свете золотом волос. Фаран, запустив руку в ее локоны, запрокинул ей голову, выпятив горло, и рот его наполнился слюной. Тогда из мрака внезапно возникли двое прислужников и оттащили князя прочь, стараясь делать это не слишком грубо. Фаран пожирал взглядом голубые вены на шее Талассы, словно жаждущий в пустыне, все время, пока его оттаскивали и снова закутывали в плащ. Потом слуги вместе с Фараном растворились во тьме столь же бесшумно, как и явились.
Маллиана осталась недовольна: ведь она пришла сюда полюбоваться унижением Талассы, а возможно, и смертельным укусом. Вместо этого слуга вынес ей увесистый кошелек с золотом. На ее вопрос, доволен ли Фаран, слуга велел ей идти
Маллиана почувствовала себя замаранной, словно это она висела на цепях, а не Таласса, которая, когда Маллиана набросила на нее плащ, впала в близкое к столбняку состояние. Словно это ей, верховной жрице, нанесли оскорбление. Храмы Сутис и Исса определенно сродни: оба придают первостепенное значение плоти, только Сутис печется о ее ублажении, а Исс — о ее сохранении. Однако всякая плоть слаба, и Маллиана поняла с годами, что свободен лишь тот, кто способен выйти за стены телесной тюрьмы. За эту-то свободу Маллиана и ненавидела Талассу пуще всего.
Теперь, в ночь своей горчайшей утраты, Маллиана снова думала о князе Фаране: неужто он решился после нескольких лет воздержания наконец вонзить зубы в чистые голубые вены Талассы, впрыснув яд ей в кровь? Или он будет держать ее при себе, словно жаждущий, глядящий на чашу с рубиновым вином, не касаясь ее, ибо предвкушение слаще насыщения? Маллиана подозревала, что потому-то он так и очарован Талассой: после двухсот засушливых лет только эта неутоленная страсть и поддерживает в нем жизнь. Он каждый раз колеблется на краю, мо никогда не дает себе воли.
Маллиана тяжко вздохнула, угнетенная тщетой своего существования. Таласса, как условлено, прослужит в храме еще несколько часов — но разве можно придумать для нее что-то ужаснее князя Фарана? Что может сравниться с вызовом в храм Червя, откуда возврата уже не будет? Есть этот незнакомец под капюшоном, который каждый раз пытается купить себе любовь Талассы. Что скрывает плащ, в который он кутается? Он уже предлагал в десять раз больше, чем потребовала бы Маллиана за любую из женщин, но из духа противоречия она ни разу не уважила его просьбы. Может, дать ему согласие сейчас, пока еще не поздно, и тем насолить Фарану?
Размышляя над этим, Маллиана смотрела сквозь стрельчатые окна на огражденный стеной сад позади храма. Там, как и спереди, разноцветные фонарики мерцали среди мокрых деревьев. Молния, сверкнувшая вдалеке, осветила ветви, похожие на скрюченные руки безумца. И Маллиана увидела двух человек, лезущих через увитую плющом стену. У нее на глазах они спрыгнули наземь и прошли к кухонной двери. В Маллиане пробудилось любопытство. В храме имелась стража для управы с нежеланными или уклоняющимися от уплаты гостями, по этих двоих, пожалуй, не следовало просто так выкидывать на улицу. Тут нужно было разобраться самой. Маллиана нажала на стенную панель позади себя, и та тихо открылась, повернувшись на петлях. Внутри стояла затхлая, кромешная тьма. Маллиана вошла и приоткрыла за собой дверь. Задевая лицом тенета, она шла по потайному коридору, придерживаясь за топкую внутреннюю стенку из оштукатуренной дранки. Вскоре она пришла к месту, где имелся секретный глазок, приоткрыла его деревянную створку и выглянула.
Перед ней открылась большая, с каменным полом, кухня, тускло освещенная одиноким фонарем и красными углями из печки у дальней стены. На низких дубовых стропилах висела посуда. Сюда-то и должны были войти два пришельца.
Маллиана не обманулась в своих ожиданиях. Оба были тут: один остролицый, другой в наводящей ужас маске. Они отряхивали плащи, промоченные о плющ на стене. Тот, что в маске, прислонил в углу свой причудливый посох. Тут же болталась проклятая старая нянька Талассы, Аланда — она, должно быть, их и впустила. Аланда старалась не приближаться к человеку в маске — похоже, он ее пугал. Потом она задала остролицему какой-то вопрос, и Маллиана приложила ухо к дыре, чтобы лучше слышать.