Светорада Янтарная
Шрифт:
– Я знавал этого Андроника Дуку. Очень умный, жесткий и властный человек. Он и с базилевсом держался, как с низшим, хотя, что там говорить, император Лев порой словно напрашивается, чтобы с ним вели себя дерзко, – столько в нем неуверенности, некоего смущения, как будто вся империя держится не на его плечах, а он сам случайно оказался на троне. Из– за его робости им и помыкают все, кому угодно: то бывший тесть Заутца, то главный евнух Самона, то патриарх Николай. Вот Андроник, более способный, смелый и решительный, и возмечтал добиться трона.
– А такое возможно?
Ипатий хмыкнул.
– Такое в Византии не диво. Скажу тебе, что даже отец нынешнего императора пришел к власти, свергнув и убив своего
Светорада усмехнулась. Надо же, какое прозвище было у императора! Нынешний правитель Лев льстиво зовется Мудрым или Философом из– за своей учености. И все же он опасается за свой трон. А вот на Руси над всеми князьями стоит Олег по прозвищу Вещий. И хотя у Светорады остались о нем не самые приятные воспоминания, она ощутила гордость, оттого что Олег в далекой Скифии непреложный правитель. Взяв в свои умелые руки власть после смерти Рюрика, он расширил и укрепил Русь, да и вообще, правит так, что даже Игорь, сын и наследник Рюрика, не смеет противостоять ему.
44
В 867 году возвышенный императором Михаилом III Василий Македонянин приказал своим людям убить императора во дворце Св. Маманта. Сам же занял престол как Василий I Македонянин, положив начало новой Македонской династии.
В Византии же… Она молча выслушала рассказ Ипатия о том, как произошло убийство Михаила. Ипатий говорил с ней по– русски – не только потому, что не хотел, чтобы их поняли другие, но и чтобы Светораде было приятно. К тому же она – некогда легкомысленная девушка, а ныне подруга и советчица – была не из тех женщин, с которыми можно говорить лишь о нарядах, сплетнях или кухне (правда, что касается последнего, то Светорада была почти поэтом – так порой говаривал Ипатий). Светорада многое понимала из того, что происходило в Византии, вникала во все дела Ипатия. Он даже поведал ей, что когда фрахтовал в Ираклии корабль для переезда, то встретился там с самбазилевсом [45] Александром. Высокородный кесарь принял Ипатия, но держался с ним холодно и жестко. Среди окружавших самбазилевса патрикиев Ипатий видел своего сына Варду. Ипатий сразу понял, что Варда в милости у кесаря, поскольку тот улыбался молодому воину, брал его под руку, выражая свое благоволение. Ну а Варда, непримиримый к отцу, явно настроил Александра против своего родителя, что было весьма прискорбно.
45
Самбазилевс – император– соправитель, брат императора.
Тем не менее Светорада уловила в голосе Ипатия и некую гордость. Сын все же… Хоть и непокорный.
– А Варда похож на тебя? – спросила княжна.
Ипатий потер щеку, заросшую седой щетиной. Перед возвращением в Константинополь он решил отпустить бороду, так как большинство ромеев, стремясь походить на своего правителя Льва, отказались от моды гладко брить лица. Однако Светорада находила, что Ипатию это не идет, – слишком уж старит его. Но сказать ему об этом не решилась.
– Варда стал очень хорош собой, – произнес патрикий опять– таки с гордостью. – Воинская служба явно пошла ему на пользу. Плечистый, сильный, он похож на греческое божество, как их изображают в статуях. А похож ли он на меня?.. Нет, пожалуй. По крайней мере у него такие же светлые глаза, как и у Хионии.
Светорада вдруг ощутила, как несколько раз гулко ударило сердце. И мелькнула догадка: а не ее ли это Тритон?..
Задумавшись, она отошла от Ипатия, смотрела на море. Нет, не может быть, чтобы ее случайный любовник оказался сыном Ипатия, судьба не должна так шутить с ней. Они никогда не виделись с Вардой, но княжна была наслышана, как грубо и непочтительно он отзывается о сожительнице отца. А тот, из моря, был так ласков… Нет и нет – она не желала верить, что хамоватый Варда и ее ласковый любовник одно и то же лицо!
Светорада вспомнила, как еще несколько раз ездила купаться на морское побережье под скалами у Пантелеймоновского монастыря. И каждый раз Тритон поджидал ее там. Они плавали в волнах, дурачились, смеялись, целовались, предавались любви… Ах, как это было похоже на любовь… Их безудержная, сводящая с ума страсть… Тритон, очень умелый любовник, обладал неистощимой фантазией, он был ласковым и неутомимым. Что он вытворял с ней! И какое это было восхитительное бесстыдное безумие!.. Тритон всегда говорил, что его наяда дарит ему почти забытые ощущения желания и нежности. Но кроме как о своей страсти, они ни о чем больше не говорили, словно понимали, что это может разрушить дивное очарование их свиданий. И хотя Светораде было любопытно узнать, кто ее таинственный любовник, сам Тритон как будто стремился остаться неузнанным.
– Пусть я буду для тебя просто подарком моря, – сказал он в их последнюю встречу.
Последнюю… Ибо когда Светорада в очередной раз приехала к морю, Тритон не явился на свидание… Она и не ожидала, что это настолько расстроит ее. Поэтому приходила в условленное место еще несколько раз, ждала, всматривалась в скалистое побережье. Ей было обидно, что любовник оставил ее… иначе это и не назовешь. Его неожиданное исчезновение задевало самолюбие признанной красавицы и привносило в ее жизнь некий отголосок одиночества. Неужели чуда больше не повторится и ее негаданная тайная любовь уже в прошлом? Когда она в последний раз ждала Тритона на их месте, то оставалась у моря так долго, что взволнованная Дорофея послала на ее поиски Силу. Раб– древлянин, обнаружив одиноко сидевшую у моря Светораду, сказал:
– Всему однажды приходит конец.
И княжна уловила в его серых глазах явное сочувствие.
Больше она купаться не ездила. Сперва обида на Тритона не пускала, а потом хлопоты, связанные с переездом в Константинополь. Тем не менее о Тритоне она думала чаще, чем ей хотелось бы. Их отношения напоминали княжне зарождение любви… Такой любви, от которой бьется сердце, путаются мысли, тысячи желаний и волнений переполняют душу. С Ипатием она жила в довольстве и покое – вполне достаточно, чтобы не вспоминать о страстях. Но вот поди ж ты… Вновь захотелось чего– то сладкого, запретного. Как в юности, когда она была совсем девчонкой и посмела влюбиться в того, кто не был ей предназначен.
От мыслей и воспоминаний Светораду отвлекли громкие команды капитана. Громче ударили в било, задавая ритм гребцам, а тяжелые весла, поднявшись с одной стороны, с другой глубже ушли в воду, разворачивая корабль. Понт Эвксинский остался позади, синий и огромный; волны переливались вокруг, ни на миг не оставаясь без движения; вдоль бортов мелькали мокрые спины играющих дельфинов. Кормчие, не отрывая глаз от видневшейся между зелеными берегами протоки, сильно налегали на рулевое весло, направляя мощную хеландию в Босфорский пролив.
– Радуйтесь, Бог посылает нам попутный ветер! – воскликнул капитан.
Как всегда, в этом месте на корабль налетели чайки, крикливые, требовательные. Ипатий передал Светораде поднос с мелко нарезанными кусочками хлеба, и она стала кидать их прожорливым птицам. Чайки пикировали и ловили подачку прямо на лету, подбирали упавшие крошки с поверхности воды, зависали над палубой в ожидании очередной порции.
Светорада смеялась, а Ипатий неожиданно вспомнил, как любит это развлечение Глеб. Светорада промолчала. Именно Ипатию принадлежала идея оставить Глеба в поместье.