Светорада Янтарная
Шрифт:
– Себе, что ли, такую отпустить?
– Это вам надо обсуждать с госпожой Ксантией, не со мной.
Александр усмехнулся какой– то своей мысли, но через миг, словно что– то вспомнив, внимательно взглянул на Варду.
– А на что ты намекал, говоря о ее интригах за моей спиной?
Варда скупо улыбнулся, и в его глазах замерцал мстительный огонек.
Позже кесарь разыскивал свою Янтарную по всему Палатию. В последнее время у нее, похоже, пропало желание сидеть во дворце Дафны, как какой– нибудь добропорядочной матроне, и Александр находил ее то следящей за укладыванием мозаики в церкви Святой Ирины, то гуляющей в саду, а один раз обнаружил княжну в зверинце под ипподромом. Она расспрашивала смотрителей зверей о повадках безобразных краснозадых обезьян, похожих на собак, которые очень
В конце концов он догадался, где может разыскать ее. Было в садах Палатия одно место, которое Светорада особо отличала: росшие здесь вдоль стены темно– зеленые пихты отчего– то напоминали ей еловые леса под Смоленском, как однажды призналась она Александру. Светорада любила приходить сюда, бродить под мрачными тенями пихт или подниматься на стену и оттуда смотреть на бескрайнее бурное море. Идя по дорожке парка, Александр сразу увидел ее там, нахмурил брови. Он не мог понять ее тоски по родине: княжна достигла высочайшего положения, живет в самом роскошном месте, какое только может создать человеческий гений, а ей все леса под Смоленском грезятся. Даже суровая погода ее не пугает. Здесь, внизу, было тихо, только ветви пихт раскачивались под порывами ветра, а там, на стене, где стояла Янтарная, с моря дул столь свирепый ветер, что полы ее плаща разлетались, как крылья птицы. На какой– то миг Александр залюбовался своей избранницей, ее осанкой, ее гордо вскинутой на высокой шее головкой, легким, бьющимся на ветру покрывалом. Нет, в ней все еще было нечто подобное стихии, непокорное, своевольное, что так нравилось Александру. Но потом он вспомнил, о чем ему рассказал Варда, и снова насупился. Оказывается, его вольная наяда стала такой же любительницей интриг, как и все в Палатии. Гнев охватил кесаря с новой силой.
– Опять смотришь в сторону своей дикой Скифии? – громко произнес он, взбегая на стену.
Это была самая восточная оконечность стен Палатия. С трех сторон выступ полуострова был окружен морем. Когда– то Александр сам впервые привел сюда Светораду, и она попросила его указать, в какой стороне ее Русь. И вот она снова здесь.
Княжна медленно повернулась на его голос. Она видела, что кесарь рассержен, видела, как ветер прибивает к его бровям завитки темных волос. А глаза, светлые, ясные, полны плескавшейся в глубине ярости.
– Ты хоть понимаешь, что натворила? – почти кричал он ей сквозь порывы ветра. – Понимаешь, что наделала, выступив против Николая? Он был почти членом моей семьи, он любил меня и рано или поздно пошел бы мне на уступку. И если бы Льва из– за его упорства церковники лишили власти, именно я стал бы тогда императором, а ты… ты могла бы стать императрицей. Но ты вмешалась со своими кознями, ты погубила моего друга и духовника. Ты, дикарка, свалила святого человека! Ты затеяла интриги за моей спиной, втайне от меня!
Светорада молчала. Но в ее блестящих янтарных глазах Александру почудилась насмешка. И это обозлило его еще больше.
– Ты считаешь, что выиграла, Ксантия? Но теперь у нас патриархом Евфимий, который никогда не даст разрешения на наш союз. Он ненавидит меня.
– Но ведь Софью Дуку уже услали, – спокойно заметила Светорада. – Твой духовник Николай плел интриги ради Дуки, до тебя ему не было дела. И вот теперь, когда заговор Николая Мистика раскрыт, надо возблагодарить Бога за то, что тебя из– за твоей дружбы с прежним патриархом и Константином Дукой не причислили к заговорщикам.
Какой спокойный у нее голос! Казалось, ее больше волнует то, как удержать у горла раздуваемый ветром плащ, чем каяться перед кесарем. И она еще намекает, что и его, брата базилевса, могли в чем– то обвинить!
– Мне ничего не грозит, – сухо отрезал Александр. – А вот ты… Я уже не знаю, хочется ли мне сочетаться браком с такой интриганкой, как ты. И вообще…
Он приблизился почти вплотную и выдохнул ей прямо в лицо:
– Видеть тебя не желаю!
Княжна сохраняла спокойствие и с достоинством смотрела на него. Александру хотелось, чтобы Светорада кинулась к нему, чтобы умоляла, но она молчала. И это злило его. Где та светозарная молодая женщина, которая, словно преданная собака, заглядывала ему в глаза и так радовалась их встречам?
– Ты слишком высокого мнения о себе, Янтарная моя. Но ты еще не поняла, насколько зависишь от меня. Знай же, что я сегодня же покину Палатий, перееду со своими людьми во Влахернский дворец, но тебя с собой не позову!
Он резко повернулся и пошел прочь. Светорада смотрела ему вслед. Ей было только грустно. А ведь она еще недавно так любила его! Но они все более удалялись друг от друга, и она не знала, что теперь с ней будет.
То, что Александр покинул свою возлюбленную, очень скоро стало известно в Палатии. И княжна ощутила, как сразу изменилось отношение к ней. Ее больше не вызывали на приемы, ей отказывали в оплате слуг, ее штат стал распадаться. То один, то другой из ее китонитов отказывался от службы, а однажды и Прокопия сообщила, что уезжает. Стараясь не глядеть в глаза Янтарной, она объяснила, что тот факт, что она покидает госпожу именно сейчас, простое совпадение. И тут же оговорилась, сообщив о недовольстве Агира, которому неприятно, что Прокопия находится в услужении у женщины с неопределенным положением. Он купил для Прокопии небольшое имение вблизи столицы, и она переберется туда, а когда пройдет срок траура проэдра, они поженятся. Ведь дети Агира уже взрослые, а после смерти супруги он так одинок…
Но одинокой чувствовала себя прежде всего Светорада. И беззащитной. Ранее она думала, что за оказанные услуги ее наградят, но вместо этого княжну даже попросили освободить покои в Дафне. Самона лично пришел сообщить ей об этом, заявив, что он давно имеет виды на это помещение и теперь, когда Лев так доволен его услугами, а кесарь перебрался во Влахернский дворец, паракимомену позволено обосноваться в Дафне.
– А как же я? – испуганно спросила Светорада.
– О, я дам вам время до начала марта, чтобы вы решили, куда переедете. Если хотите, можете получить положенную ругу и жить в Священном Дворце, правда, вам надлежит определить, кому вы станете служить.
Светорада какое– то время размышляла.
– У меня есть достаточно драгоценностей, так что я могу их продать и купить себе дом в столице.
Лицо Самоны стало отчужденным.
– Если вы имеете в виду подарки кесаря, то знайте: пока вы не стали его женой, они являются имуществом казны.
У нее остались только подарки Ипатия. Их бы вполне хватило, чтобы внести взнос в какой– либо из монастырей, но Светорада ни за что не хотела вести жизнь затворницы. Тогда она решилась добиться аудиенции у августы. Ей это позволили, но Зоя считала, что уже достаточно помогла Ксантии, избавив ее от Софьи Дуки, и все, что она может сделать для нее, это пристроить Янтарную в услужение какой– нибудь знатной матроне. При этом глаза Зои довольно поблескивали.
Княжна совсем пала духом. Еще недавно царедворцы расступались перед ней и кланялись, стоило ей выйти в Онопод, [120] а сейчас на нее смотрели с откровенным злорадством, к ней поворачивались спиной, а один раз она услышала, как мужчины обсуждали, кто теперь возьмет ее на содержание как любовницу.
Как– то ее остановил по дороге из церкви молодой Иоанн Куркуас.
– Кесарь зовет меня в свое окружение во Влахернский дворец, – сообщил этот учтивый патрикий, так любивший читать ей ранее античные стихи. – Думаю, я переберусь туда, ибо в Палатии стало совсем невыносимо из– за нового патриарха. Он всех судит, он запретил увеселения, словно уже настало время поста. Он не желает слышать о пирах и музыке, велел разогнать всех шутов и комедианток. Скоро наш веселый Палатий вообще уподобится монастырю. Вот я и подумал… Знаете, милая Ксантия, может, я смогу перед отъездом что– нибудь сделать для вас?
120
Онопод – большой вестибюль дворца, переход из Дафны.