Светорада Золотая
Шрифт:
Игорь вдруг осекся, поняв, что оправдывается перед Стемкой. А тот, насвистывая, смотрел в сторону, и за этим свистом угадывалась некая насмешка. Игорь вдруг понял, что ненавидит этого наглого парня. Уже уходя, сказал:
– Десятником станешь, только когда мельничный жернов по реке поплывет.
Стема смолчал, но Светорада, державшаяся за него, почувствовала, как он напряжен. Смотрел вслед Игорю, больше не насвистывая. И еще она поняла, что Стеме и впрямь не подняться выше простого стрелка. Даже при поддержке Кудияра.
– Стемушка, – негромко проговорила она. – Игорь… Киев еще не вся Русь. А я отцу скажу и братьям скажу, чтобы они тебя возблагодарили. За то, что от поругания спас…
Парень
– Никому ты ничего не скажешь, Светка! Неужто не понимаешь, что все это… Все это может навсегда рассорить Смоленск и Киев!
Он повел ее через темный лес назад, туда, откуда слышались шум гулявшей толпы, веселые песни. Но Светорада все же сказала свое слово:
– Обо всем ты, Стема, подумал. И о Смоленске, и о Руси единой… Только вот о том, что меня ждет…
Стема замедлил шаг, посмотрел на нее в потемках.
– Ты доверяешь мне, Света?
Видел ли он ее кивок в темноте или нет, но продолжил:
– Верь мне, что горькая жизнь с Игорем тебе не грозит.
– Тоже мне гадатель-предсказатель нашелся, – фыркнула княжна в своей обычной манере.
И только позже, уже сидя на ковре среди именитых людей Смоленска, наблюдая, как о чем-то переговариваются в сторонке Стема и Кудияр, она вдруг поняла, что Стема последнюю фразу сказал так, словно не мир и лад обещал ей в супружестве с Игорем, а как будто… Поняла ли она правильно, но ей показалось, что Стема предрекал ей совсем иную судьбу, иного суженого. И она прошептала тихонько:
– Я доверяю тебе, Стема…
ГЛАВА 11
Отпраздновав Ярилин день, Смоленск приходил в себя будто после тяжелого похмелья Петухи уже вовсю горланили, небо осветилось, а улицы еще были пусты. Даже у пристаней народ не спешил собираться. А чего, спрашивается? Река как текла, так и течет, обычного торгового оживления на ней нет. Вот потому-то, когда после полудня показался плывущий весельный корабль, стоявшие на вышке дозорные сразу его приметили, затрубили в рог. А потом и узнали его: этот корабль, с красиво вырезанной птицей на носу и ярким зеленым с алым парусом, в Смоленске был известен. Он принадлежал богатому купцу Некрасу, который еще до отхода войск уплыл к Киеву, а теперь возвращался в родной город.
В терем сразу сообщили о появлении судна. Княгиня Гордоксева и Игорь тут же поднялись на заборолы, велев послать гонца к Некрасу, чтобы звал его в детинец Ибо никто не сомневался, что купцу есть что поведать о событиях под Киевом.
Светорада сбежала в гридницу отца, когда там уже собралось немало народу. Стеме даже пришлось раздвигать плечом людей, чтобы посторонились, дали место княжне Ее брат Асмунд уже занял высокое княжеское кресло отца, княгиня Гордоксева, еще кое-как прибранная, в небрежно накинутой на голову шали, сидела, держа сына за руку, а рядом Игорь – глазища так и сверкают из-под седой пряди.
Купец Некрас вошел в гридницу степенно. Это был крупный темнобородый мужчина с горделивой осанкой и надменным, как у боярина, лицом. Будучи одним из самых богатых людей Смоленска, он любил себя показать. Вот и сейчас вошел важно, поглядывая на всех свысока. Одет он был нарядно, даже в эту теплую пору его парчовая шапочка имела соболиную опушку, а поверх белой рубахи был накинут ярко расшитый узорами и завитушками опашень. [93]
Остановившись перед князьями, Некрас с достоинством поклонился, коснувшись рукой земли.
93
Опашень – верхняя одежда с длинными рукавами, которую носят без пояса.
– Здравия желаю вам, государи мои. Не велите
Игорь нетерпеливо воскликнул:
– Неси весть! Ты ведь от самого Киева идешь, все видел, все знаешь, так что докладывай!
Однако Некрас не спешил, чувствуя общее внимание. И хоть речь купца была нетороплива, его не перебивали. Слушали глухой хрипловатый голос Некраса, и постепенно словно вздох облегчения пронесся по длинной Золотой Гриднице. Удалось-таки варяжским отрядам и воинству Смоленска незаметно подойти к Киеву, напугать и всполошить собравшихся там угров! Корабли единого воинства появились перед ними внезапно, как видение, но видение это было самым настоящим, и струги с воинами заполнили все водное пространство между днепровскими берегами. Со стороны же Киева сразу вышло войско самого стольного града. Вот угры, оказавшись зажатыми с двух сторон, и всполошились. И хотя их было немало, они не ожидали, что Русь сможет в столь короткий срок собрать такую рать, к тому же половина ее – варяги, о воинском умении которых даже степняки угры были наслышаны. Угры как стояли лагерем, со своими кибитками, женщинами и детьми, так и замерли, не зная, что теперь делать. Их ханы Инсар и Асуп сами вышли к Олегу с Эгилем, стали вести речи о том, что зря правители Руси подняли войско, дескать, они готовы отбыть, как и было договорено раньше. Правда, хитры оказались угры, все вспоминали о том, что им обещали когда-то помочь переправиться через Днепр да оплатить уход. Вот и стали торговаться, требуя откупа. И когда Некрас уплывал, переговоры эти были в самом разгаре. Так что пока не ясно, быть ли сече или князья, показав свою силу, миром уладят дело с угорскими ордами, дав им обещанный откуп.
– Да чего с ними торговаться! – воскликнул Игорь, с силой ударив кулаком по ладони. – Зажать в кольцо да сдавить, как гнилой плод.
– Не все так просто, как тебе кажется, Игорь-князь, – заметил Некрас, поглаживая свою длинную холеную бороду. – Угры на холме окопались, выбить их оттуда – задача не из легких, можно немало людей положить, да и время затянуть. А это сейчас ох как невыгодно. От степных дозоров пришла весть, что к Киеву подтягиваются новые полчища угров-переселенцев. Если они подоспеют до того, как ханы Инсар и Асуп начнут отбывать, то еще неясно, на чьей стороне окажется сила. Шутка ли, целый народ перекочевывает! И если Олег с Эгилем дадут засевшим под Киевом ханам много золота, они не станут мешкать и так вобьют клин между угорскими родами, что разделят и ослабят их. Золото и серебро – главное оружие для решения дела с уграми, а уж только потом воинская сила.
Игорь кусал губы, нервно тер рукой бритый подбородок с красивой ямочкой.
– Неужто Русь будет платить там, где можно настоять на своем удалью да наскоком? Эх! Будь моя воля… – Он резко повернулся к Гордоксеве: – Это все твой муж мудрит! В душе он торгаш, как еврей хазарский, а не витязь, чтящий Перуна. Вот Олег не таков, он прижал бы хвост степнякам желтомордым! Да только договор с Эгилем мешает ему раскинуть крылья и напасть на угров, как сокол нападает на жирного тетерева.
Гордоксева только повела бровью, ответил же Асмунд:
– Неучтиво и грубо ведешь ты себя, Игорь Рюрикович, поминая лихим словом того, под чьим кровом проживаешь. Молчи! – поднял он руку, останавливая кипятившегося Игоря. – Или ты думаешь, что мой отец и Олега Вещего принуждает торги вести, не пуская рать в битву? Сам же слышал, что Некрас сообщил: и людей погубить можно, если наскоком брать, и время потерять, пока новые силы придут. Но учти, будущий князь Руси: ни один воин, ни один ярл или воевода не отказывается от битвы и не боится погибнуть в сражении. Но только глупец жаждет битвы ради битвы. У войны тоже должна быть цель. И лучшим правителем считается тот, при ком не гибнут люди.