Светская дурь
Шрифт:
– Питер, не будь таким наивным, ради бога. Мы оба знаем, что вокруг полно продажных копов. Продажные копы получают грязные деньги, и большинство из этих грязных денег в нашей стране находятся в руках наркоторговцев и тех, кто с ними связан. – Но звонить с угрозами…
– Я не знаю,был ли это полицейский. Я только подозреваю, что это так. Но если честно, это мог быть кто угодно. В одном только Лондоне есть десятки, возможно, сотни тысяч людей, склонных к насилию людей,которые погорят, если мы сможем легализовать хотя бы некоторые наркотики, начиная от шпаны у школьных ворот и заканчивая мегаимпортером кокса, сидящим на своей яхте в Каннах. То, что угрожают мне, хотя в нашем маленьком крестовом походе более важная персона – ты, наводит меня на мысль, что у них своя
– Коррупция в полиции?
– Именно. Звонивший особо выделил коррупцию, а ведь мы как раз и упираем на то, что боевой дух полиции падает из-за невозможности справиться с наркобизнесом. В смысле, закон развращает полицию. Офицеры беспомощны, и некоторые из них скатываются до нарушений закона. Мы раскачаем много лодок.
– Да, но ведь, черт возьми, всем абсолютно очевидно, что мы в любом случае не получим то, чего хотим. В этой стране легализации наркотиков не будет. Посмотри на редакторский материал: меня называют торговцем крэком, а тебя – травокуром из Корпуса мира.
– То, что тебе удалось хотя бы поставить этот вопрос на обсуждение, –уже достаточно плохо для этих людей. Мы ссым в их палатке, Питер.
Член парламента грустно улыбнулся:
– Нужно было выступать за охоту на лис.
– Послушай, возможно, это была просто угроза, и, даже если это и не так, она была направлена не на тебя, а на меня. Я просто хочу сказать, что нужно быть осторожным, вот и всё. Подумай немного о своей жене, оцени ситуацию. Есть ли что-нибудь, что делает тебя лично уязвимым?
– Нет, конечно.
Напротив него за столом Саманта поигрывала бокалом шардоне, пребывая в восторге оттого, что она присутствует на такой важной встрече.
Клуб «Гручо», Сохо
Для постоянных клиентов «Гручо» самой большой неприятностью было количество желающих использовать мужской туалет по прямому назначению, то есть чтобы отлить.
Милтон примостил свою здоровую задницу на краешек раковины.
– Знаешь, что им нужно было бы сделать? Вместо зала для этого чертова снукера и идиотского бара наверху нужно было устроить еще один сортир – только для кокаинщиков. Не, это ж хрен знает что, а? Приходится нырять в туалет,чтобы нюхнуть, как будто мы, блин, преступники. Более того, мы приходим сюда, чтобы нюхать.Не, при нормальных обстоятельствах ведь не пойдешь в засранный толчок только для того, чтобы вдохнуть несколько раз ядреной хрени, так? Но именно это нам и приходится делать. Единственный вид деятельности, мать его, которым невозможно насладиться без глубокого вдоха, и им нужно заниматься в вонючем сральнике! Это отвратительно и ужасно грязно. Особеннов этом толчке, с обогревом и вентиляцией как в черной дыре Калькутты, где до хрена таких пьяных, перекормленных, жирных, мягкозадых пердунов, как я. Это просто позор. Все знают, что определенный процент членов клуба, которые ходят в этот туалет, используют его для того, чтобы нюхать кокаин. Мы ведь взносы платим, да? Нам нужен собственный сральник! Там даже трубы не надо будет прокладывать, лучше обойтись без них, если честно, чтобы пердуны туда не ходили…
Собеседник Милтона, менеджер из шоу-бизнеса, который специализировался на том, что приводил довольно известных комедиантов на разудалые телевизионные викторины, делал дорожку кокаина на бачке унитаза. Милтон наклонил к ней свой большой красный нос, отчего на его мясистой шее образовались складки, повиснув на воротнике. Он жадно втянул носом.
– Вот так., превосходно… ааааааа. О да! Да! Превосходно. Прям слезу выбило. Просто превосходно, спасибо. И это правильно, мать их, за такую-то цену. И всё равно, сегодня всё должно быть по высшему разряду. У меня новости. Мне тут наводку дали, к сожалению, анонимную, но думаю, это правда. Мы ведь всё выясним, так? Дочь Питера Педжета принимает экстази. Ну да, того самого Педжета, двинутого на наркотиках психа, парня, который хочет всё легализовать. Неудивительно, что он хочет всё легализовать, если его собственная дочь – наркоманка, мать ее. Невероятно. Ох уж эти двойные стандарты политиков! Помнишь сына министра внутренних дел? Не говоря уже о принце Гарри, мать его так Но прошу заметить, его королевское высочество, по крайней мере, был смущен. А этот Педжет просто лицемер. Говорит
Помещение при церкви Святой Хильды, Сохо
Томми ненадолго прервался, чтобы принести себе еще чайку. Некоторые из присутствовавших воспользовались этой возможностью, чтобы по мобильным телефонам отзвониться коллегам и предупредить, что опоздают на работу.
– Ну и после того, как чувака из «администрации и персонала» вынесли из моей гримерной (сказав, что он поскользнулся, когда помогал мне заниматься йогой), я всё же трахнул его девку, это было супер. Она была закоксована не хуже меня, поэтому я дал ей колесико экстази (явно не первое в тот вечер, судя по тому, как она задевала обо все утлы) и устроил ей настоящий марафон. Обожаю грязных девочек с неординарными идеями. Я впервые за много лет прикоснулся в гримерной к корзине с фруктами. Фрукты в этих корзинах всегда полный отстой, как и в гостиницах. Выглядят обалденно, но дрянь такая, что в рот не возьмешь. Но очень рекомендую попробовать их с голой девкой под экстази. Выглядят даже лучше, и какая на хер разница, каковы они на вкус?
Съемная квартира, Лэмбет
Франсуа взглянул на Джесси и улыбнулся, наблюдая, как коричневый порошок медленно растворяется в грязной ложке.
– Вот что, Джесси, у меня для тебя подарок. Тебе будет хорошо, даже очень. Тебе время от времени нравится побалдеть? Конечно, это всем нравится, и это самая лучшая бодяга, детка. Без наебалова, чистая дурь… Как ты думаешь,что это такое, маленькая девочка? Это героин, точно тебе говорю – «золотистая корочка», как в песне у «Stranglers». Небольшое серебристое волшебство, чтобы сделать мир лучше. Я только подогрею его немного, сделаю его гладким и легким, как мед, хорошо? Не волнуйся, детка, я просто угощу тебя, у меня новенькая иголочка, вот, видишь, прямо из пластиковой упаковки. Никакого там СПИДа или гепатита. Я же тебе сказал, теперь я за тобой присматриваю. Ты моя маленькая девочка. Тебе просто повезло, что ты меня встретила.
Кожа на безупречной руке Джесси была такая белая, что почти сияла. Настолько белая, что казалась прозрачной. Франсуа без проблем нашел одну из вен, которые переплетались бледно-голубыми нитями под тончайшим покровом.
Женский следственный изолятор, Бангкок
– Пжлста. Вы должны вытащить меня отсюда. Я в отчаянном положении. Я умру, если меня снова запрут там.
На девушке из Бирмингема, которая так радовалась покупке дешевых дисков в Бангкоке, был синий рабочий халат. Ее волосы стягивала сзади эластичная лента, парусиновые туфли были без шнурков. Мужчина, сидящий напротив нее, был первым англичанином, с которым она говорила за очень долгое время.
– Соня, у нас ушло две недели только на то, чтобы добиться свидания. Ты должна понять, что пока нет ни малейшей возможности вытащить тебя отсюда.
– Но… но… – У Сони в глазах застыл ужас и смятение. – Я… хочу… домой.
– Соня, у нас всего час на разговор. Соберись и поговори с нами.
Девушка с рыданиями упала со стула и начала кататься в ногах консульского чиновника. Она сучила голыми, покрытыми синяками ногами, словно беспомощное животное, – кем она в действительности и являлась.
– Соня, поднимись, пожалуйста! Возьми себя в руки. Если будешь так кричать, наше свидание точно будет прервано. Перестань кричать, Соня, успокойся, пожалуйста. Постарайся успокоиться… Прекрати, Соня! Хватить бить себя по лицу… Если ты поранишь себя, тебе больше не позволят с нами встретиться… Вот, садись на стул, Соня, прекрати себя бить!.. Вот так-то лучше. Молодец, дыши глубже. Сосредоточься на настоящем. Вот, вытри глазки… Молодец… молодец… умница.
Съемная квартира, Лэмбет