Свежая пресса (сборник)
Шрифт:
На первой конференции Национальной ассамблеи 17 мая 2008 года каспаровцы заблокировали предложение нацболов проголосовать за объявление Ассамблеи параллельным парламентом России. Затем руководство Ассамблеи было узурпировано группой Каспарова, имевшей в бюро Ассамблеи незначительное большинство.
Личное обещание Каспарова избрать меня председателем Ассамблеи (в конце концов, это я был автором самого проекта, а депутаты нацболы были самой крупной партийной группой в НА) также не было им выполнено. Он обошел проблему, предложив обойтись без председателя-спикера.
Нацболы прекратили свое участие в НА в мае 2009 года.
НА существует и по сей день. Сегодня это вялая бескровная тусовка, к которой потерял интерес и сам Каспаров.
Есть люди, у которых не выживают цветы. Вот у Каспарова мрут организации.
24 ноября 2007 года случилось событие, фактически положившее конец политической карьере Каспарова. Когда вместе со мной во главе колонны из нескольких тысяч человек мы возглавляли последний, как оказалось, марш несогласных, на Мясницкой улице на колонну напал ОМОН и Каспаров был задержан (меня отбили нацболы). Его судили и дали ему четверо суток административного ареста. Арест произвел на него удручающее впечатление, напугал его навсегда. После ареста Гарри Кимович и носа не показывает на несанкционированные митинги. Да и на разрешенные боится ходить.
Вскоре после того ареста Клара Шагеновна объяснила мне своего сына (Каспаров опаздывал на встречу, которую он мне назначил у него дома): «Вы должны понять, Эдуард, чуть ли не с возраста десяти лет Гарик был привилегированным гражданином мира, его боготворили за его шахматный гений, он стал жить международной привилегированной жизнью. Перелеты, европейские столицы, дорогие отели… И вот в первый раз в жизни он попадает за решетку. Для него это колоссальное унижение…»
Увидев, очевидно, по моему лицу, что я не понимаю, в чем же унижение, Клара Шагеновна устало закончила: «Вам этого не понять, вы к этому привыкли, вы этим живете…»
И вздохнула.
Чуть позже я отбывал пятнадцать суток в спецприемнике ГУВД на Симферопольском бульваре, со мной разговорился пожилой капитан. Он похвалился передо мной знаменитыми арестантами, пребывавшими под его надзором, и особо вспоминал Гарри Кимовича.
– Какой-то он был мрачный и испуганный…
– Капитан, поглядите на свою бригаду, будешь испуганный.
– Эдуард Вениаминович, мы к нему очень хорошо отнеслись. Что он к нам попал, нашей вины нет. Мы же его не судили, нам его привезли. Вы же нас не боитесь.
– Я с милицией уже полжизни общаюсь, привык, а он – тонкая, артистическая душа…
– Мы ему даже маму на свидание пускали… Хотя не положено… Хотели попросить с нами в шахматы сыграть, да постеснялись…
Менты его стеснялись, а он их испугался. Российская коллизия.
Я теперь понимаю, что тогда, после этих четырех суток, о которых бешено и взахлеб писали иностранцы, он стал яростно противостоять проведению «Маршей несогласных» и фактически настоял на прекращении их, мотивируя это прекращение тем, что нельзя подставлять людей под дубинки. Говорят, что тогда ему звонили по ночам опера и пугали подвалами Лубянки.
Я в таких случаях не разговариваю с операми, вырубаю телефон и сплю дальше. А он слушал, как его пугают, видимо.
В него тогда вошел страх. Он появился на публике только через целых пять лет, на разрешенных митингах на Сахарова-Болотной.
И тотчас же стал себя вести как заправский революционер: призывать, обличать, давать советы, говорить: «Мы добились…»
По правде говоря, все это было смешно. Ведь не я один заметил, что он исчезал на пять лет.
Внутри этих пяти лет он ушел к своим, к своему классу, к буржуазии. Они совместно с Немцовым создали «Солидарность», такую организацию – гетто для либералов, only. Сегодня я полностью уверен, что несколько олигархов стали финансировать «Солидарность» с целью оторвать либералов от нацболов.
А впоследствии он и вовсе стал работать против нас.
Речь идет об эпизоде 31 января 2011 года, когда Борис Немцов, сопредседатель «Солидарности», высадившись с либеральным десантом в Санкт-Петербург, явился на место проведения очередной акции «Стратегии-31» и перед камерами, нагло протиснувшись в первый ряд, возглавил ее. Произошло это у Гостиного двора, традиционного места проведения акций «Стратегии-31» в Петербурге. Пользуясь тем, что против двенадцати лидеров питерских нацболов только что возбудили уголовное дело об экстремизме и они поэтому не могли присутствовать в этот раз у Гостиного двора, Немцов нагло протиснулся в первый ряд чужого митинга. И даже оттолкнул нашего парня Игоря Чепкасова из кадра, Чепкасов был в нацбольской футболке с серпом и молотом, куртка расстегнута, по этому.
Дело в том, что Немцова синхронно снимали телеоператоры, привезенные им из Москвы. А в Вашингтоне, в одном из комитетов конгресса США, Гарри Каспаров чуть ли не с указкой демонстрировал в прямой трансляции героического Немцова, вождя восстания либералов в России, проводящего несанкционированное шествие. Чтобы на Западе поверили в то, что Немцов и Каспаров – вожди восстания интеллигенции.
Там поверили.
Начав энергично, Каспаров затем постепенно удалился в тень, уступив лидерство Немцову, а потом и Навальному. Обладая мужеством интеллектуальным, он явно не обладает физическим мужеством.
Он самоубийственно принес в жертву «Солидарности», а потом ПАРНАСу свою небольшую, но вполне состоявшуюся организацию Объединенный гражданский фронт. Сложно понять почему.
Утопив своих людей в чужих проектах, он как самостоятельный политик исчез. Все, что ему остается, – трескучая демагогия в либеральных СМИ.
Правда, недавно Немцов и Каспаров успешно пролоббировали в США принятие закона Магнитского. Они долго и много летали в США, где уговаривали американских республиканцев. И уговорили.
За принятие закона Магнитского, так же как и за ответный закон Димы Яковлева, принятый российской Госдумой, так же как и за помутнение здравого смысла у московской интеллигенции по этому поводу несут ответственность Гарри Кимович и Борис Ефимович. Можно назвать их без натяжки провокаторами.
Когда мы работали вместе в коалиции, я намеренно предоставлял ему первую роль, хотел, чтобы он стал лидером всей оппозиции, у него это могло получиться, его авторитет был больше моего, его бы приняли. Но он не сумел стать лидером. Страх возобладал. Он спрятался за своих среди своих, за чужие спины.