Свидание на крыше
Шрифт:
Новиков абсолютно не был уверен, что все будет хорошо. Более того, ему казалось, что все будет еще гораздо хуже, чем сейчас, но он должен был говорить чтото позитивное. Он понимал, что молчать нельзя. Нельзя давать Вере сосредоточиться на своих страшных мыслях.
И Сергей болтал, как мог, на разные дурацкие темы, ведя Веру к башне. Они с ней сейчас сядут на крышу, свесив ноги в бездну, и он расскажет ей, что она не одинока в своем несчастье. На самом деле в мире полно одиноких людей, но они както живут, не впадают в черную меланхолию, хотя, надо признаться, их тоже часто подташнивает от того, что они видят вокруг.
Башню Вера узнала и, отшатнувшись от нее, тихо сказала:
— Не хочу… Там люди… Не надо…
— Там еще
Он, конечно, чувствовал, что Вере глубоко плевать и на город, и на птичий полет, и на него, Серегу, но оставить ее одну в таком состоянии не мог. Хоть както, но надо было помочь ей выйти из беспросветной тоски. Он почти силком впихнул ее в подъезд башни. Старые цельнодеревянные двери на скрипящих пружинах, закрывшись, слегка подтолкнули их в спины прямо к ступеням лестницы. Вере ничего не оставалось делать, как ступить на них. Она поднималась очень медленно, тяжело опираясь на перила. И тем не менее Новиков видел, что Веру то и дело ведет в сторону, и она легко может оступиться. А свалиться кубарем с винтовой лестницы — это вам не с небольшого лестничного пролета стандартной современной многоэтажки. Ступени тут куда круче, да и чуть ли не бесконечны. Если до конца докувыркаешься, можешь и не выжить. Поэтому Серега был вынужден бережно поддерживать Веру за локоть.
Когда они наконец добрались до плоской крыши башни, Новикову показалось, что одноклассница несколько упокоилась, поскольку дрожь ее уже не сотрясала. Оказывается, винтовые лестницы — прекрасное лекарство от хандры. Так утомляешься их преодолевать, что остальные мысли сами собой из головы улетучиваются. Ну и отлично!
Серега оставил Веру посреди площадки и сказал:
— Стой тут и не двигайся! Прямо на бетоне сидеть холодно. Там… — он махнул рукой в сторону вентиляционных труб, — были свалены доски… специально натащили… чтобы сидеть не на камне… Я сейчас принесу, ты, главное, не двигайся, хорошо?
— Хорошо, — бесцветно произнесла Вера, что Новикову очень понравилось. Хорошо, что сказала без надрыва. Явно успокаивается.
Он убрал руку от Вериного локтя и пошел к трубе, за которой были свалены доски и даже целые сиденья, оторванные от старых стульев и табуретов. Добрые люди их даже специально прикрыли куском полиэтилена, чтобы не намокали от дождя и снега. Новиков разворошил кучу и нашел для Веры квадратное сиденье, чистое и еще поблескивающее лаком. Себе взял просто кусок доски. Емуто уж абсолютно все равно, на чем сидеть. Он мог бы и прямо на бетоне.
Когда Серега вышел изза трубы, то буквально прирос к площадке крыши. Он чуть не выронил из рук доски, но вовремя догадался их подхватить крепче. Никаких громких звуков издавать было нельзя. Вера, которую он оставил, прямо посередине площадки, уже сидела на низеньком ограждении. Одно неверное движение, и она окажется «за бортом». На лбу и висках Новикова выступил холодный пот, когда он разглядел, как Вера сидела: верхом на хлипкой стальной конструкции, одна нога на крыше, другая уже болталась над бездной. Что делать? Окликать нельзя. Вздрогнув, девочка может потерять равновесие и рухнуть вниз.
С большой осторожностью, чтобы не издать ни одного лишнего звука, Серега положил доски там, где стоял, и начал осторожно приближаться к Вере со стороны спины. Главное, чтобы она не услышала его шаги, потому что если вдруг обернется — все! Кранты! Хорошо всетаки, что он так и не надел сеструхины кроссовки! В старых, со стершимся рельефом на подошвах, можно передвигаться бесшумно, как кошка.
Новикову казалось, что он шел к Вере часа два, до такой степени медленно передвигался. Он боялся какнибудь нечаянно шумнуть. На крыше валялись осколки стекол, какието мелкие камешки. Главное, не наступить
Сереге повезло. Он добрался до одноклассницы без приключений. Она все так же недвижимо сидела на перилах, вытянувшись стрункой. Конечно, непросто решиться на то, что она задумала. Только бы успеть! Только бы успеть!
Новиков уже хотел осторожно схватить Веру за плечи, как на крышу с визгом выскочили две дико орущие кошки. Вера охнула и закачалась на перилах. Она балансировала руками, и видно было, что вот так, неожиданно, она вовсе не желала свалиться вниз. Она хотела это сделать обдуманно, по возможности красиво: раз — и решиться на изящный прыжок и последний плавный полет в никуда. А тут какието непристойно вопящие кошки. Но Сереге понравилось, что с лица Веры исчезло выражение безысходности. На нем было написано лишь одно желание — удержаться на перилах. И тут уж Новиков терять время не стал. Он в один прыжок подскочил к однокласснице, схватил за плечи и потянул на себя. А Веру в этот момент вело как раз совсем в другую сторону. И она увлекла бы его своей тяжестью за собой, если бы он не догадался сильно дернуть ее на себя и ничком рухнуть на бетонный пол крыши. Сергей здорово ударился боком и локтем, но зато Вера перевалилась через перила и грохнулась рядом. Только с ноги, зацепившейся за стойку решетки, сорвало туфельку, которая камнем полетела вниз, туда, куда собиралась упасть сама Вера. Приподнявшись на локте, девочка посмотрела на свою босую ногу, и вдруг лицо ее некрасиво сморщилось, и она заплакала, всхлипывая и размазывая слезы. Плач ее становился все громче и громче, а тело начали сотрясать настоящие конвульсии.
Серега догадался, что Вера представила, как сама полетела бы навстречу асфальту вслед за своей туфелькой. И, возможно, она еще не решила, хорошо ли то, что она осталась здесь, а не там, где запланировала быть. Оставшись здесь, она опять оказалась один на один со своими проблемами, которые ей кажутся совершенно неразрешимыми. Новиков осторожно поднялся на ноги. Рукав джемпера прилип к содранному кровоточащему локтю. Серега передернул плечами, отгоняя боль, и принялся поднимать Веру. Она рыдала уже в полный голос, и все силы ее уходили на это, а потому подняться она никак не могла. А может, и не хотела. Именно это сейчас было для нее главным: горько оплакивать свою судьбу.
Верино горе уже перелилось в Серегу, он уже сам болел и страдал им, а потому ему тоже хотелось то ли кричать, то ли плакать, на что он не имел сейчас никакого права. Он напрягся и с силой оторвал Веру от бетона. Она коекак встала, но поскольку сил стоять не было, ее так и тянуло назад, в спасительное положение лежа, когда можно свернуться калачиком и больше ничего не делать, просто ждать смерти. Новикову стоило большого труда ее удержать. Наконец он нашел выход: прижал девочку к себе, и ее лицо уткнулось прямо ему в грудь. Вера всхлипнула както особенно громко и, продолжая рыдать, вцепилась пальцами в его джемпер. Серега подумал, что она теперь уже не упадет, но разжать руки у него сил не было. Ему хотелось прижимать Веру к себе всю жизнь — пусть плачет подольше. Дрожащей рукой он дотронулся до ее волос. Они были спутанными, тяжелыми, но именно такими мягкими, как он и предполагал. И Новиков дал себе волю: он прижал к себе Веру еще сильней, стал гладить ее по волосам и приговаривать:
— Ну, Верочка, милая… успокойся… Все же хорошо… Могло быть куда хуже…
— Хуже уже некуда… — пробубнила она ему прямо в джемпер.
— Если бы ты сорвалась с перил — вот это было бы хуже…
— Не было бы! Не было бы! Все бы только обрадовались… Мне в этой группе про ненависть давно советуют куданибудь сгинуть… вот я и хотела…
— Мало ли чего они там хотят! Перетопчутся! Еще не хватало доставлять радость ненавистникам!
— А другихто нет, Серега! — выкрикнула Вера и опять зашлась совершенно диким плачем. Его джемпер намокал от ее неудержимых слез.