Свидание на пороховой бочке
Шрифт:
Писательница с тихим вздохом пробежала глазами заметку и резюмировала:
— Все понятно, инсультнику надо срочно сделать кровопускание, уколов по одному разу каждый палец и дважды — каждое ухо. Мама, приготовьте на всякий случай иголку, а остальное я беру на себя.
И она снова потянулась за чашкой.
Тем временем двумя этажами ниже Алка Трошкина изнывала от ревности, но не считала правильным сообщать об этом любящим родственникам Зямы. Ну, кроме Инки, конечно. С Инкой они были как сестры и давно, еще в детские годы, постановили, что одна добрая подруга стоит десяти злых братьев. Хотя у Инки десяти братьев не было, слава богу.
Десяти таких братьев, как Инкин единственный, хватило бы, чтобы свести с ума всех женщин мира.
Алка совершенно извелась, пытаясь дозвониться до Зямы. Она должна была узнать, куда, зачем и почему он пропал — или не сможет уснуть.
Информацию предстояло добывать в самом логове противника.
— Здравствуйте, дядя Боря, а Зяма дома? — сладким голосом пропела Трошкина и трижды хлопнула ресничками, решив порепетировать перед зеркалом.
Зеркало честно отразило бледное узкое личико с предательски трясущимися губами. Алка критически обозрела себя и признала, что невинные круглые глазки у нее кое-как получились, но нижняя часть лица ее определенно выдает.
— С губами надо что-то делать, — пробормотала Трошкина.
Она сдернула с вешалки шарф, соорудила из него маску, сложила пальцы пистолетом и, тыкнув в зеркало, прогундосила сквозь душную шерсть:
— Всем стоять! Это ограбление! Зяма или жизнь!
Зеркало добросовестно отразило комическую пародию на преступного ковбоя.
Трошкина досадливо чертыхнулась, размотала шарф и снова повязала его, на сей раз — как платок, на деревенский манер.
В тугом охвате плотной ткани подбородок ее перестал нервно вздрагивать, но бледные губы по-прежнему норовили плаксиво расползтись.
Что ж, по крайней мере, стало ясно, в чем главная проблема.
Сформулировав задачу, экс-отличница Трошкина быстро нашла решение.
Основательно смазанные медом, губы приобрели красивый блеск и неплохо зафиксировались.
Несколько минут спустя Алка позвонила в дверь квартиры Кузнецовых, сделала умильное личико и, дожидаясь, пока ей откроют, энергично похлопала ресницами.
— Ах, детка, что случилось? — встревоженно спросила знаменитая писательница Кузнецова, созерцая яростно моргающую Трошкину. — Что-то в глаз попало?
— Здрасьте, дядя Бо… ся, — промямлила Алка, запоздало подкорректировав домашнюю заготовку.
Это прозвучало странно.
— А с губами у тебя что? — пуще прежнего взволновалась наблюдательная писательница. — Алла, да у тебя рот перекошен! И речь затруднена!
Ее осенило:
— Мама, несите вашу иголку, у Аллы инсульт!
Получилось на редкость удачно: бабушка Кузнецова еще не убрала в аптечку стерильный одноразовый шприц, приготовленный на случай борьбы с инсультом в неопределенном будущем, а роковой час уже наступил.
— Бегу, бегу! Несу, несу! — радостно заблажила предусмотрительная старушка, энергично шаркая тапками по направлению к пациентке Трошкиной.
— А где Зяма? — с трудом договорила негнущимися медовыми губами Алка.
— Он непременно навестит тебя в больнице, — пообещала писательница и цепко сцапала гостью за палец.
— О! Он в больнице?!
Вообразив, что хворь скосила Зяму, Трошкина страшно побледнела, но по инерции продолжала хлопать ресницами.
Таким образом, она демонстрировала все признаки инсульта, описанные в полезной статье: спутанное сознание, заикание, бледность, дергающиеся глаза и несимметричные губы.
— В «Скорую» звонить? — вооружив невестку спасительным шприцем, спросила бабуля.
— Да!
— Дзиииинь! — пропел дверной звонок.
Трошкина, обморочно прислонившаяся к двери, упала в чьи-то крепкие объятия.
— Здра… Черт возьми! Что тут происходит? — вопросил мужской голос.
— Гау? — С аналогичной интонацией взлаял пес.
— Дениска! — Лжеинсультница Трошкина с редким проворством извернулась и повисла на шее у майора Кулебякина. — Ты вернулся! Ты-то мне и нужен!
— Мама, не звоните пока в «Скорую», — сориентировалась писательница. — Аллочка, тебе уже лучше?
— А где Инка? — спросил майор.
— А где Зяма? — спросила Алка.
— А гау? — спросил бассет-хаунд Барклай.
В квартире Кузнецовых восстановилась бодрящая атмосфера семейного сумасшедшего дома.
Поскольку Трошкину прибытие майора Кулебякина и его внеслужебной собаки заметно взбодрило, писательница Кузнецова отказалась от первоначального намерения исколоть Аллочке пальцы и уши. Но бабуля все-таки заставила прочитать полезную статью и Трошкину, и Кулебякина.
Барклай, которому возможность ознакомиться с материалом предоставилась, когда Денис небрежно уронил газету на пол, шансом пополнить специальные навыки пренебрег.
Затем присутствующие обменялись слухами, сплетнями и художественным враньем, выдаваемым за достоверную информацию.
На вопрос майора о местонахождении Инки Трошкина при молчаливой поддержке старших родственниц подруги сообщила, что Кузнецова отправилась в кратковременную служебную командировку.
Эта версия категорически расходилась с той, что уже была сообщена непосредственному начальнику Кузнецовой, и Алка от души понадеялась, что Денис и Бронич не сверят ее свидетельские показания.
У честной Аллочки возникли было угрызения совести, но они почти исчезли после того, как дозу дезы скормили ей самой.
— Зяма с Борей поехали на рыбалку, — выдала невероятное мать-писательница. — В какую-то дикую глушь, где нет ни связи, ни дорог, но много рыбы.
— Я люблю рыбу! — громко сообщила бабуля.
— А я люблю Зяму, — пробормотала Трошкина, — но никогда не поверю, что он отправился на рыбалку вот так внезапно, даже не пополнив свой гардероб хотя бы кожаной зюйдвесткой и сапогами-забродами итальянского производства!