Свидание на пороховой бочке
Шрифт:
— Маковеев считает, что серьезнее некуда, — Смеловский фыркнул. — Ты бы слышала его речь на церемонии вручения премии! Все про доброе имя благородного семейства Маковеевых, про фамильную честь и родовую гордость! Послушать его — прям английский лорд! Весь такой чопорный и важный…
Макс душераздирающе зевнул и кротко спросил, можно ли ему идти спать дальше и не могу ли я отложить беседу до утра. Я ответила согласием на все, отложила телефон и посмотрела в окошко.
За окном сиял вечерний парк. В темное время суток Русляндия выглядела не менее роскошно, чем Лас-Вегас, но при этом даже более стильно: никакой тебе назойливой рекламы, только переливающееся красками море огней. Подсвеченные по контуру терема походили на гористую береговую линию, а футуристических очертаний аттракционы — на круизные лайнеры. Мне отчаянно захотелось окунуться в эту праздничную атмосферу, и я тут же придумала причину, почему мне нужно в парк.
Не только убийцу тянет на место преступления. Подозреваемую в убийстве туда тоже влечет! Я сказала себе, что должна осмотреться на площади у озера и попытаться мысленно реконструировать события рокового дня.
Я купила себе мороженое, села на лавочку с видом на красиво подсвеченный фонтан рыбы-кит и вдумчиво огляделась. Водоем уже огородили заборчиком, но до его появления свалиться в озеро было легче легкого, хватило бы толчка в спину, чтобы слететь с крутого берега птичкой.
В тот день, когда мы с Трошкиной с разгону вляпались в криминал, народу в парке было видимо-невидимо, и в горячих точках у киосков с едой и напитками не прекращалась толчея. Судя по комплекции, Маковеев морил своего червячка регулярно. Можно предположить, что в озеро его вытолкнули из какой-нибудь очереди за сосисками.
«Такого бегемота вытолкнешь!» — заспорил со мной внутренний голос.
— Да ладно! — отмахнулась я. — Толстяки очень плохо переносят жару. Было адское пекло, Маковеева разморило, его толкнули, он и упал. От контраста между горячим воздухом и холодной водой ему совсем подурнело — такие перепады даже здоровым людям вредны, что уж говорить о немолодом мужчине с избыточным весом. Запросто мог прямо в озере окочуриться!
«Возможно, на то и был расчет», — заметил мой внутренний голос.
— Возможно, — согласилась я. — А удар шилом под прикрытием общей суматохи — запасной вариант. Полагаю, убийца держался рядом с жертвой.
Надо бы узнать, с кем Маковеев явился в парк развлечений. Вряд ли один: мужчины — существа компанейские.
— С женой он явился, — охотно просветила меня вскоре Настя.
Мы с ней столкнулись у турникетов на выходе, и я тут же сделала вид, будто до сих пор занималась работой.
— Но в парк он пришел без супруги — она при заселении в отель узнала, что для постояльцев замка СПА бесплатно, и предпочла шумным аттракционам тихие процедуры, — рассказала коллега. — Только представьте, бедняжка лежала в костюме для прессотерапии, когда эсбэшники наши пришли к ней с ужасной новостью!
Я представляла себе, что такое костюм для прессотерапии: этакий надувной скафандр, который ни надеть, ни снять без посторонней помощи. В этом костюме самая изящная дама становится похожа на эмблему фирмы Мишлен — надувного человечка Бибендума. В таком виде не побегаешь и шилом не помашешь!
Очень довольная тем, как много всего мне удалось узнать за один только день, я вернулась в замок и легла в постель, но уснула не скоро. Вот сейчас я признаюсь: все люди произошли от обезьяны, а я от суслика. Суслики и разные прочие лемминги не выносят сотрясения почвы, а громкая ритмичная музыка срывает их с насиженных мест. Суслики затыкают пальчиками ушки и, горестно свистя, бегут прочь, в ночь вместе с чадами и домочадцами.
Я заметно кровожаднее среднестатистического суслика и танцевальную музыку в ночи не одобряю решительно. Проснувшись за полночь от задорных звуков ирландского рила за стеной, мой внутренний суслик положил на музыку чужой, но идейно близкий текст «Хочешь, я убью соседей, что мешают спать?» и вытащила из-под подушки топор войны.
К звукам ирландского танца тем временем добавились подозрительные мебельные скрипы и страстные выкрики: «Да, Василь! Да, Василек!» Внутренний суслик дал мне понять, что не дорожит никакими сорными васильками и готов искоренить их прямо сейчас. На предупредительные выстрелы в стену соседи не отреагировали. Потому что все люди произошли от обезьяны, а мои соседи, видимо, от лошади Пржевальского, которая вся вымерла как вид, и они, похоже, такие же суицидники.
Тогда мы с внутренним сусликом покричали «Кто не спрятался, я не виновата», натянули шорты и майку, мысленно повязали белую крахмальную салфетку, голодно цыкнули зубом и вышли в коридор.
Соседи Пржевальского выглядели очень колоритно. Не знаю, плясали ли они рил или запыхались и раскраснелись по какой-то другой причине, но тот, кто открыл дверь, был румян и растрепан. Из одежды на нем имелись розовые трусы и криво застегнутая лиловая рубашечка. С блестящим шелком красиво сочетались длинные волнистые волосы, которые мне захотелось приподнять, чтобы посмотреть, не острые ли там спрятаны ушки. Это оправдало бы любовь к народной музыке страны фейри, но не объяснило нетипичное для малого народца имя Василь.
Из-за плеча румяного чернокудрого эльфа выглядывал рыжий. Он тоже был мужского пола, и я понадеялась, что они действительно всего лишь плясали.
Увидев нас с боевым сусликом на пороге, соседи-эльфы удивленно сказали нам:
— Здравствуйте…
— И прощайте, — ответили мы, выразительно поигрывая топором войны.
— Ой, вам, наверное, музыка не нравится? — запоздало догадались они. — Сделать тише?
— Поздно, это уже не поможет, — вздохнули мы и чутко взвесили топор в рабочей правой лапе.
Соседи забеспокоились.
— Выключили все на хрен! — некультурно гаркнули мы. — Замолчали, затихли и спите, как уже убитые!
«Тынц-тынц-тынц» оборвалось. Мой внутренний суслик выдохнул и втянул ядовитые зубы. Я вернулась в постель, напоследок наставила чуткое ухо в стену, послушала — ти-ши-на! — и нырнула в подушку.
«Думаешь, это поможет?» — сонно свистнул мой суслик.
Я уклончиво пробормотала:
— Жизнь покажет…
«Или смерть», — шепнул он, укладываясь поудобнее.
Под подушкой по-прежнему отчетливо ощущался топор войны. В голове иллюминированной каруселькой с лошадками крутились мысли и образы. Чопорный аптекарь сэр Маковеев-Колобок, его рыжая бестия Лисичка, Зяма на горшке, фламинго с острыми, как шило, маховыми перьями, мамуля с ее порошковыми ужастиками…
Во сне я придумала для мамули сюжетик нового стишка — про Иванушку, который напился из копытца, а это был след дамской туфли, и превратился мальчонка не в козленочка, а в Кончиту Вурст. Я даже первые строчки сочинила: