Свидание на пороховой бочке
Шрифт:
— Сегодня исторический денечек, — с легчайшей укоризной молвил шеф. — Денечек открытия нашей выставочки…
— Блин!
Мое воображение живо нарисовало блин, который идеально иллюстрировал сложившуюся ситуацию: большой, коричневый, курящийся паром. Он выпал на сияющий музейный паркет из-под коровьего хвоста.
— Открытие через часик, а мои лучшие бойцы — где? В лазаретике? — продолжал кручиниться Бронич.
Трошкина покраснела. В «МБС» мы с ней обе штатные специалисты по пиару, но я старше по званию. По версии майора Кулебякина, моя должность называется «Начальник отдела по борьбе с организованной общественностью», а Алка у нас рядовая. Но обе мы крайне редко слышим от шефа такие комплименты, как «лучший боец».
Совестливую Трошкину это проняло.
— Мы скоро будем, Михаил Брониславич, уже летим! — сунувшись к трубке, с жаром пообещала она.
— Да, шеф, мы уже едем! — подавив тяжкий вздох, сказала я, и Бронич отключился.
Алка уже стартовала и засверкала подошвами в сторону трамвайной остановки, но я развернула ее призывным криком:
— Куда в таком виде, балда?! Лови такси, поедем к Максу в костюмерную!
Для светского выхода явно необходимо было переодеться.
Сколько раз, забегая в гости к Максу, я видела людей, фланирующих по коридорам телекомпании в нарядах, которые в любом другом месте сочли бы серьезным поводом для приглашения в гости санитаров психиатрической клиники!
Я помню Смеловского в красивом темно-синем пиджаке с золотыми пуговками-якорями и желтой шелковой рубахе, свободно выпущенной поверх серферских шорт.
Я видела его партнершу по утреннему эфиру Веронику в пуританской плоеной блузке с галстучком и спортивных штанах с лампасами.
Я созерцала брутального ведущего программы телепутешествий Егора Тимченкова в красно-зеленом норвежском свитере с оленями, попирающими копытцами голубые футбольные трусы, а доктора Демину из «Здоровеньки булы» — в чопорном крахмальном халатике поверх парчового платья в пол.
Такого рода чудо-наряды имеют одну общую черту: демаркационная линия между стилями у них проходит ниже уровня стола или стойки, за которой помещается ведущий.
Аборигены на ТВ ласково называют подобные комплекты «эфирный вариант», и студийные костюмеры вовсе не переживают из-за хронического дефицита в их закромах презентабельных вариантов «низа». Зрителям ведь безразлично, какие портки на дикторе, который виден им только выше пояса! Тем более никого не волнует, во что этот диктор обут. Макс, например, предпочитает сообщать народу утренние новости в удобных тапках с пушистыми кроликами.
Но мы с Трошкиной хотели себе не тапки, а красивые туфли на каблуке, и с этим возникла проблема. Одеть-то нас одели, причем во вполне себе приличные черные платья, а вот кое-как найденные достойные туфли мне были чуток тесноваты, а Алке слегка велики. Поэтому я прихрамывала, а Трошкина подволакивала ноги.
Это заметно подпортило наш экстрерьер. Зато Бронич сразу поверил, что мы обе нездоровы!
— Ладно, встретите гостей и можете возвращаться в свою больничку, — великодушно разрешил он нам, убогим. — Но чтобы на следующей недельке были в полном порядочке!
Мы с Алкой надели улыбки, которые сидели на лицах так же плохо, как туфли на ногах, и встали по сторонам дверного проема со списками приглашенных. Я от души надеялась, что заявленный в программе фуршет побудит гостей прибыть без задержки, и наша с Трошкиной мучительная вахта надолго не затянется.
Я не спец по акупунктуре, но давно убедилась, что тесные туфли напрямую воздействуют на головной мозг. Если обувь жмет, невозможно и помыслить о чем-то другом! Я мучительно думала, думала и придумала: подтащила к двери скучавшее в углу подобие трибуны, спряталась за ней ниже пояса и наконец-то избавилась от проклятых туфель. Они сопротивлялись, никак не желая со мной расставаться. Пришлось присесть и стягивать испанские черевички с ног руками.
При этом трибуна полностью скрыла меня от глаз гостей, и на несколько секунд Трошкина осталась на почетной вахте совсем одна. Так что именно ей задал свой традиционный вопрос внезапно возникший майор Кулебякин:
— А где Кузнецова?
Я свернулась в клубочек и замерла, не спеша разгибаться.
Трошкина после небольшой паузы, посвященной, подозреваю, выполнению полезного упражнения «Вращение головой по часовой стрелке и обратно», в ответ на поставленный Денисом вопрос довольно дерзко срифмовала:
— Где, где — в борозде!
Не знаю, откуда взялись эти крестьянские мотивы. Может, лапти на размер больше навеяли? Поскольку толпа напирала, Кулебякин тему землепашества развивать не стал и продавился в зал с угрюмым «Ну-ну!». Я осторожно подняла голову, убедилась, что горизонт от полицейских чист и вынырнула из тумбы в полный рост.
Гости прибывали, что доказывало огорчительную правоту Горохова: фекальная выставка имела успех. Трошкина, успевшая разжиться такой же кафедрой, как у меня, портила свой блокнот со списком: выдирала и ожесточенно комкала чистые листы.
В связи с концепцией выставки это меня немного смутило, сами понимаете, мятые бумажки и фекалии — культурные явления одного порядка. Но Алка надумала обеспечить комфорт ногам, а не пятой точке — я поняла это, когда она присела и завозилась за трибуной, набивая носки своих туфель бумагой.
— Привет, Дюха, а Трошкина где? — спросил меня знакомый голос.
Я сфокусировала взгляд перед собой и не без усилий узнала родного брата. Зяма блистал штанами из лакированной кожи и алой шелковой косовороткой. К этому цыганскому шику сам собой просился огнедышащий жеребчик, и я заржала, как лошадь.
— Что смешного? Где Алка? — нахмурился братец.
— В борозде! — ответила я и для разнообразия не заржала, а мило хрюкнула.
Зяма обиделся, фыркнул (что естественно продолжило тему скотного двора) и проследовал в зал. Там уже звенели приборами и бокалами ценители высокого искусства фуршета, и поток прибывающих гостей стремительно мелел.
— Еще немного, еще чуть-чуть! — ободряюще напела Трошкина из недр своей тумбы.
— Последний гость — он трудный самый! — согласилась я.