Свидание по заданию

Куликова Галина Михайловна

Один из «рабочих муравьев» притормозил возле крепыша-распорядителя и пробубнил что-то невнятное. Потом поставил на землю большой мешок, судя по всему, с мусором, снял шапку, вытер ею лоб, снова надел на голову, после чего демонстративно спрятал руки в карманы. Крепыш мгновенно пошел на него, выкатив грудь колесом.

– Ты на кого хвост пружинишь?! – закричал он так, что зазвенели сияющие радужным блеском стекла. – Еще один «вяк» в мою сторону, и твой папа зря потел!

– Господи, что здесь происходит? – пробормотала Марьяна,

лихорадочно шаря глазами по сторонам.

Было ясно, что инициатива, которую она собиралась проявить, уже взята в чьи-то властные руки, что никакой клининговой компании искать не придется, а придется, черт побери, доказывать свои права. Еще раз напомнив себе о невероятно шатком положении в еженедельнике, Марьяна собралась с духом и чеканным шагом направилась прямо к крепышу. Раз он повышает голос, значит, считает себя главнокомандующим.

Предполагаемый главнокомандующий тем временем кричал в спину удалявшемуся бунтарю:

– Иди-иди, гудрон жеваный! Чекушку ему, видишь ли, авансом… А потом нальется до бровей и ищи его на газоне среди бобиков! Чтоб твое рыло сновало мимо меня со скоростью мопеда, понял меня?

– Здравствуйте, – отрывисто сказала Марьяна, подходя к крепышу с серьезным, нет, даже суровым лицом. – Моя фамилия Туманова, я приехала из Москвы, уже разговаривала с Юрием Петровичем…

Не успела она закончить фразу, как женщина, самозабвенно теревшая оконное стекло, всплеснула руками и звонко крикнула на всю улицу:

– Антошка! Встречай, встречай как следует барышню! Она ж и есть Марьяна!

– Слушаюсь, Василина Геннадьевна, – отрапортовал крепыш, разворачиваясь к Марьяне лицом.

Несмотря на свои явно не юные годы, Василина Геннадьевна с удивительной легкостью соскочила с подоконника в офис и через несколько секунд уже была на крыльце. Скорым шагом она двинулась к Марьяне, глядя на нее сияющими глазами и прижимая тряпку к груди.

– Здрасте, здрасте, гостья дорогая! – нараспев произнесла она.

В этот момент гармонист, со смаком выплюнув окурок на асфальт, растянул меха гармошки и, притопывая здоровой ногой, с шальным задором заорал:

– Железны-ы-ый шлем, деревянный костыль. Король с во-ойны возвращался домой!

Василина Геннадьевна, сдвинув соболиные брови, махнула в его сторону тряпкой и высоким голосом крикнула:

– Ой, и надоел же ты, Михалыч, как горькая редька! Не голоси ж ты так, у меня аж сердце переворачивается! И где ты эти песни завалящие берешь?

– Может, из «Титаника» арию спеть? – громко поинтересовался Михалыч, приосанившись. – Мелодия, скажу я вам, лирическая.

– Да на сцене споешь, – не сдавалась Василина Геннадьевна. – А репетировать иди на задний двор, за теплицу.

– Что это за «бурановский дедушка»? – озадаченно спросила Марьяна, наблюдая за тем, как исполнитель-песенник собирает свои манатки.

– Инвалид, – понизив голос, пояснил крепыш, обшарив московскую гостью откровенным взглядом. –

Был бы здоровый, я б ему живо глаза местами поменял… А так – приходится терпеть, куда деваться? К концерту художественной самодеятельности он готовится. Кстати, состоится в Доме культуры завтра вечером. Если изволите задержаться, мы вам лучшее место в ложе организуем. Диван с бархатной обивкой, бутерброд с икрой в подарок.

– Большое спасибо, я подумаю.

– Ой, да позвольте представиться! Василина Геннадьевна. А это – Антоша Манкин.

– Помощник Хворостинина, – важно пояснил крепыш, который оказался хоть и невысок ростом, но дышал силой и отвагой.

– Максимка из Москвы сегодня утром позвонил, – доверительным тоном сообщила Василина Геннадьевна. – Предупредил, что, мол, едут по вашу душу.

«Максимка? – У Марьяны на секунду перехватило дух. – Максимка! Судя по всему, это не кто иной, как Максим Геннадьевич Иностранцев». Кое-что начинало проясняться.

– Вы с Максимом Геннадьевичем?.. – Марьяна вопросительно подняла брови.

– Брат он мой, родной брат, – охотно пояснила Василина Геннадьевна. – И поганец мой потому еще при деле.

– А поганец ваш?..

– Хворостинин, супруг мой, – со странной смесью гордости и досады ответствовала Василина Геннадьевна.

«Ах, вот оно что! – мысленно воскликнула Марьяна. – Выходит, Иностранцев просто-напросто покрывает непутевого зятя. И если Кайсаров выяснит, что в Беловетровске творится черт знает что, а заместитель в курсе дела и даже всему этому безобразию потворствует… М-да».

То, что здесь творится безобразие, Марьяна чувствовала печенкой. Конечно, пьющих журналистов пруд пруди. Ее собственный отец уходил в такие запои, что страшно вспомнить. И однако ухитрялся оставаться на плаву, получал премии, постоянно что-то изобретал, участвовал в фотовыставках, то есть жил полноценной творческой жизнью. Однако даже мимолетный контакт с Хворостининым подсказал Марьяне, что тут дело обстоит иначе и глава беловетровского офиса не владеет ситуацией. Тогда кто владеет? Может быть, Василина Геннадьевна?

Марьяна внимательно посмотрела на жену Хворостинина, которая, внезапно прервав разговор и грозно размахивая тряпкой, ринулась за одним из уборщиков – тот вознамерился скрыться за домом, унося с собой какую-то мелкую добычу, прихваченную в офисе. Антон Манкин мгновенно присоединился к ней, громко крича:

– Эй, ты, шпендрик обкусанный! По батареям давно не получал?

Марьяна озадаченно наблюдала за погоней, лихорадочно размышляя, что же ей теперь делать. Судя по всему, офис вскоре будет приведен в порядок, но чистота – это, как известно, залог здоровья, а вовсе не карьерного роста. Она посмотрела на часы, затем достала мобильный телефон и решительно набрала номер. Долго слушала длинные гудки, глядя в высокое беловетровское небо. Наконец до нее донесся сонный голос Угольщикова: