Свидание с привкусом разлуки
Шрифт:
– Почему?
– Вы знаете, что такое «горизонтальный коллаборационизм»?
Денис покачал головой.
– Мне кажется, вся Франция сошла с ума. Там сейчас травят женщин, которые сожительствовали с немцами… Проституток и просто тех, кто таким образом пытался выжить. Их стригут наголо, раздевают догола и гоняют по улицам, избивая и оплевывая… Представляете, мальчишки избивают жен и матерей на глазах мужчин… Ужасно! Страна измывается над своими беззащитными женщинами… Некоторые не выдерживают, сходят с ума или кончают жизнь самоубийством.
– Но зачем?
– Мне кажется, они таким образом смывают
– Вы слышали про Ольгу Чехову?
– Актрису, которую любил Гитлер? Про нее сейчас ходит так много странных слухов…
– Да, слухов много, но я не об этом. Так вот она боялась, что немцы после войны все поголовно станут антифашистами и не простят ей прошлого – пребывания рядом с Гитлером. А оказалось, немцы не могут простить ей настоящего. Ей плюют в лицо и называют предательницей…
Особенно сильный на пустом пространстве стадиона порыв ветра заставил их повернуться к нему спиной и чуть ли не прижаться друг к другу.
– Кстати, а что там за молодой человек сидит с вами в комнате? – спросил Ребров, когда ветер так же внезапно, как и налетел, стих. – Он смотрел на меня, я бы так сказал, с неприязнью. Если не сказать хуже.
– Это барон Павел Розен. Он тоже переводчик.
– Розен? Он что – немец?
– Да какой там немец! Павлик православный уже в третьем поколении, совершенно русский человек, хотя и из остзейцев. Но…
– Что?
– Он ненавидит Советский Союз. Называет только Совдепией. Говорит, что там и сейчас, после войны с Гитлером, ничего не изменилось… Его отца после революции расстреляли пьяные матросы в каком-то вокзальном туалете. Мать и сестры умерли от тифа, все имущество конфисковали… В общем, обычная для нашего круга история. После победы над Гитлером у нас многие изменили свое мнение о нынешней России, но только не он.
– Вы давно с ним знакомы?
– С детства. Мы росли вместе. Мама буквально подобрала его на улице в Крыму, его родители погибли… Павлик долго жил у нас, потом нашлись какие-то дальние родственники и забрали его к себе.
– Значит, имеет место быть детско-юношеская влюбленность… Я прав?
– Ну, в какой-то степени… Но…
Ирина запнулась, словно не решаясь сказать что-то важное. Ребров напряженно ждал.
– Честно говоря, это существует только с одной стороны, – наконец, решилась сказать Ирина.
– Надеюсь, с его?
Ответить Ирина не успела – им вдруг преградили путь двое невесть откуда возникших мужиков в темных пальто с поднятыми воротниками и надвинутых на глаза кепках. Намерения у них были явно нехорошие. Ирина испуганно вцепилась в руку Реброва. Он с трудом разжал ее судорожно сжатые пальцы, высвободил руку и тихо сказал:
– Спрячься за мной.
Когда Ирина оказалась за его спиной, спросил по-немецки:
– Was ist los?
– Вас-вас, пидарас! –
– Вас тут только мне и не хватало для полного счастья, – усмехнулся Ребров. Но про себя подумал, что пистолет в данной ситуации совсем не помешал бы. Однако придется обходиться без него. За себя он не боялся. Справиться с двумя громилами, пусть и с ножами, не самая трудная задача. Тем более, судя по всему, никакими специальными навыками эти двое не обладали и не представляли себе, какую подготовку в свое время прошел он.
Мужчина с ножом, смачно харкнув, устрашающе махнул им перед лицом Реброва. Чуть отшатнувшись назад, Денис стремительно перехватил руку противника и одним движением вывернул ее так, что тот сам налетел животом на собственный нож, который вошел в него по самую рукоятку. Мужик охнул, согнулся в три погибели и стал мотать головой, что-то сипя и прижимая руки к животу. Ребров оттолкнул его от себя ногой и, повернувшись ко второму, которого ни на мгновение не упускал из виду, решительно пошел на него. Увидев как его дружок, по-бабьи приседая, корчится и сучит ногами, он взвизгнул и бросился наутек.
Ребров повернулся к Ирине, замершей в ужасе, обнял ее за плечи и повел прочь.
Уже в машине Ирина спросила:
– Кто это был?
– Наверное, полицаи, бежавшие с немцами, – пожал плечами Ребров.
– А нас все время пугают отрядами эсэсовцев, которые бродят вокруг. В страшном сне не могла представить, что пострадаю за Советскую власть, – натянуто улыбнулась Ирина.
Ребров с отсутствующим видом шел по коридору Дворца, когда его нагнал чем-то встревоженный Гаврик.
– Давай пройдемся немного.
– Куда? – не понял Ребров.
– Да просто погуляем, пока светло, – потянул его за руку Гаврик.
Они вышли из Дворца, как раз в тот момент, когда происходила смена караула. Дежурили наши – рослые, сильные ребята с медалями и орденами, желтыми и красными нашивками за ранение в боях, в руках карабины с примкнутыми штыками. Несколько вездесущих американских туристов с фотоаппаратами зааплодировали, когда наши разошлись с подчеркнутым щегольством.
Чуть дальше мялись несколько немецких шуцманов – вновь набранных полицейских в темно-синей униформе. Увидев Гаврика в мундире, шуцманы сразу вытянулись – руки по швам, носки врозь.
Ребров и Гаврик молча дошли до реки Пегниц, старинный мост через которую каким-то чудом остался цел, до обломков собора, среди которых странно высились две поврежденные башни.
– Ну, и что за тайну ты решил мне доверить? – решил прервать затянувшееся молчание Ребров, давно понявший, что вовсе не для прогулок Гаврик вытащил его из Дворца.
– Я тебя, Ребров, предупредить хочу, – серьезно ответил Гаврик. – И очень серьезно предупредить. Как друг.
– Даже так. И о чем же?
Ребров улыбнулся, но на самом деле он уже знал, о чем будет говорить Гаврик. И разговор этот был ему неприятен.