Свидание с развратным фавном
Шрифт:
– Боже мой, как стыдно! – распласталась на льду Сирена Романовна и, кажется, всерьез собиралась лбом крушить лед. – Боже мой, так обмануться… Сеня! Чего ты смотришь? Подай даме руку! Или даже две, мне трудно подняться!
Мальчишка внимательно смотрел на троих взрослых людей и вытирал нос перчаткой.
– А откуда вы это… знаете мой ник? – вдруг спросил он.
Сирена Романовна покрылась багряным румянцем и беспомощно уцепилась за дочь.
– Понимаешь, детка, – начала с ходу врать Серафима, – моя дочь… Э-э-э… ее ник, кажется, Весенний Поцелуй, страшно заболела гриппом. А у вас ведь встреча,
Парень пожал плечами, немного нахмурил брови, но тут к нему подъехала целая команда мальчишек с шайбой, и парень, забыв про все поцелуи, кинулся защищать ворота.
– Эх, такого папу упустили… – покачала головой Серафима и поволокла матушку переодеваться.
Пока Семен сдавал коньки обратно в отдел проката, Сирена Романовна не переставала фыркать, негодовать и возмущаться.
– Ты только подумай, Серафима! Этот противный мальчишка наплел мне черт-те что! Сима, девочка моя! Если бы ты знала, какие письма писал мне этот негодник… И откуда нынешние дети знают такие тонкости близких отношений, а? И, главное, почему его так привлекло слово «Весенний»? Оно должно было притянуть пожилого, опытного мужчину, у кого весна опала вместе с последним волосом, но никак не отрока.
– Мама, он не на «весенний» клюнул, а на «поцелуй» и уж, конечно, думал, что такие вещи никак не могут заинтересовать тетушку, у которой губы сморщ… у которой такой вид степенный, – объясняла Сима.
– Не-е-ет! – трясла щечками Сирена Романовна. – Я бы это дело так не оставила! Мальчишке просто посчастливилось, что он на меня напал. Если бы под удар попала ты, я бы его жалеть не стала. Я бы с ним такое сотворила… О-о-о, ты не знаешь, на что способна разгневанная мать!
Серафима уже давно переобулась и слушала матушку с легкой усмешкой. И только при последних словах брови ее сошлись на переносице, челюсть задумчиво отпала, а взгляд улетел куда-то под потолок.
– Ну все, теперь можно идти, коньки сдал, – с чувством облегчения вернулся Шишов.
– Сеня… я знаю, кто третий… – вдруг ни с того ни с сего проговорила Кукуева.
Сирена Романовна с жалостью поглядела на дочь и постаралась успокоить своего бывшего ученика:
– Сенечка, у нее в последнее время, вероятно, давление скачет… Во всяком случае, в роду у нас сумасшедших не было.
Но Шишов прекрасно понял напарницу. Он засуетился, схватил бывшую учительницу под локоток и чуть не силком поволок в машину.
– Пойдемте, Сирена Романовна, пойдемте, я знаю, как это лечится…
– Ах, проказник! – воскликнула дама, которая висела на его руке, едва успевая перебирать ножками, но одновременно пытаясь кокетничать. – Ты можешь скушать меня с майонезом, но я сразу поняла, что моя дочь пленила твою робкую душу. Сенечка, она немножко вздорная, но поверь мне, из нее будет восхитительная жена. Вос-хи-ти-тель-ная! Уж в ком в ком, а в людях я никогда не ошибалась!
– Серафима! Тебя тоже надо волоком тащить? – рявкнул плененный думой Шишов.
Не прошло и часа, как Сима уже расставляла у себя на столе тарелки со щами. Матушка была благополучно доставлена в свою квартиру, и Кукуева с Шишовым могли говорить, не опасаясь посторонних ушей.
– Смотри, – обжигаясь горячими щами, говорила Серафима. – Жила-была Милочка. И все знали, что она нежно дружит с Костеренко. Девчонка хоть и не блистала красотой, однако ж была молода, свежа и не замужем. А что собой представлял Анатолий? Весьма потрепанный жизнью мужик. Причем я сама видела: ни красотой, ни одеянием похвастаться он тоже не мог, этого у него и в молодости не было. А вот супруга как раз имелась. Нет, случается, что девочки влюбляются в зрелых мужчин. Бывает даже, что и родители относятся к этому благосклонно. Но чаще всего, если избранник доченьки какой-нибудь начальник, человек богатый. Костеренко к таковым не относился. И все же допустим, что Милочка увлеклась. Но мама-то девушки не могла радоваться от того, что ее ровесник станет ей почти сыном! Причем она наверняка разглядела все его минусы под лупой.
– Ну и что? Что из этого? – торопил Шишов.
– А то. Мне кажется, что мать Милочки винила в смерти своей дочери Костеренко. Если совсем честно, то… Видишь ли, я раньше думала, что у Костеренко нет автомобиля, поэтому… в общем, я не…
Шишов с шумом хлебал щи и щедро угощал себя хлебом с маслом.
– Да ты говори, говори. Хотя я понял: ты теперь думаешь, а не сам ли Толик и прикончил надоевшую любовницу, так?
– Ну да, – кивнула Серафима. – И возможно, мама девушки так же думала. И еще неизвестно, как она себя вела. Может быть, именно она помогла Анатолию на тот свет убраться…
Серафима видела, что Шишову снова не нравится ее версия, и стала говорить еще азартнее:
– Да ты посмотри: убили-то Костеренко чисто по-женски! То есть не застрелили, не ножом саданули, а посто по головушке бабахнули. Я думаю, его сначала с ног сбили, а потом просто добили поленом. И сделать это вполне могла женщина не первой молодости. Справилась бы…
Шишов отложил ложку.
– И что? Теперь будем мать Милочки караулить?
Серафима в задумчивости стала убирать посуду. Шишов, в сущности, и еще не прочь был бы перекусить, но Сима с такой сосредоточенностью мыла посуду, что он только хмуро пялился в ее спину.
– Я думаю, – повернулась к нему Серафима, – надо просто с ней поговорить. И в разговоре выяснить, где она находилась – ее Натальей зовут – в момент гибели Костеренко.
– А потом проверить алиби, да? – Шишов с довольным видом шлепнул о стол сразу обеими руками. – Нет, ну ты посмотри, Семафора! Тебе же не напарник, а брильянт достался! Чистой воды изумруд! Такую идею тебе подкинул, а? Нет, ты бы без меня пропала, точно тебе говорю… Так, что ты там намыла? Давай-ка, налей мне еще тарелочку, тебе все равно, куда девать похлебку, а моему желудку в радость. Глядишь, я и еще чего-нибудь придумаю!
Серафима налила еще тарелку.
Выкушав еще щец, Шишов вскочил, поправил на брюках стрелочки и задержался у зеркала.
– Ты скоро? – поторопил он Серафиму, старательно укладывая на пробор негустую шевелюру. – Мы ночью, что ли, в гости пойдем?
Серафима уже стояла рядом, как верный конь, – в полной боевой готовности.
– Все, едем! – оценил себя в последний раз Сеня и выскочил в подъезд.
Они уже подъехали к нужному дому, а Серафима выходить не спешила.