Свидетель канона
Шрифт:
– Какой-то он странный. Полубак высокий, на корме чуть ли не дом… В Новом Орлеане так не строят. Я же там жил, помню.
– А мне отец рассказывал, у них в Заливе вообще все паруса косые. И вообще, у нас же все гладкопалубное. Инки, что ли, новую инвенцию выставили?
– Раз на завтрак не пойдем, то спущусь, обдеру раковин со скалы, сделай пока огонь.
Гурон занялся костром, улыбаясь: толстяк не меняется. Что бы ни стряслось в мире, главное – вовремя позавтракать. Вроде, дома привык. Впрочем, о доме и родителях Кэддо не рассказывал. Да и как сам он оказался
Гурон вздохнул и облизнулся. Что-что, а готовил Кэддо лучше всякой девчонки в редукции. Да, пожалуй что, и на всем острове.
Остров на краю света. Редукция, порт, вышка… Зачем? Патер Карл говорит: помогать мореходам. Но корабли за земляным маслом на Тобаго, за серебром в Атрато, за теплой шерстью ламы в Мопоро – все ходят к закату от островка, внутри Моря.
Вдруг и правда отнесло торговца в океан? Орден предусмотрителен и мудр, вот и пригодился островок на краю синей бездны… Гурон поежился, вспомнив еще раз тьму под скалой. Да уж, о дно там не ударишься. Но и смотреть вниз жутко.
Кэддо вбежал на верхушку, остолбенел и разронял добычу: Гурон тщательно затаптывал огонь, обжигаясь и шипя.
– Ты что делаешь? А завтрак?
– Какой завтрак! Ты посмотри на него!
Кэддо тоже охнул:
– Кресты на парусах!
Мальчишки переглянулись. Так просто – и пророчество?
– Да нет, наверное, – Гурон тщательно перевязал пояс. – Вот прибежим, патер Карл вышлет кетцаля на проверку. Скорее всего, какие-то нахалы, не уважающие морского закона и поднявшие паруса с запретным знаком. Самозванцы.
Больше не тратя пустых слов, мальчишки вихрем пронеслись по тропинке, затем по золотому песку пляжа, затем по руслу реки, оказавшись перед воротами редукции много через четверть часа. Прошли вдоль завистливо вздыхающей очереди, предъявили страже детские ножи – привратники щелкнули копьями о щит, "малым салютом". Как своим, но младшим. Патер Карл так и говорит: "Orden das Ordnung". Каждый занимает свое место, имеет свою меру почестей, и потому никто не обижен.
В редукции, однако, уже метались туда и сюда люди. На стенах школьного квартала показалась удвоенная стража. Патер Карл тряс Книгой, доказывая коррехидору Чагесу что-то, за гамом неслышимое. Несли охапки копий, щелкая древками по углам и ступеням. Перед Арсеналом лязгали секиры, хрустели и горели под солнцем кольчуги: выдавали железную броню целой сотне!
Мальчишки переглянулись и с шумом выдохнули.
Пророчество.
Все-таки пророчество!
Стража с протянутой к небу наблюдательной вышки уже отлично различала, как приближается к берегу трехмачтовик.
Солнце поднялось высоко, блики на воде слепили глаза.
… Если оглядываться. Солнце-то позади.
На борту не оглядывался ни единый человек. Не затем пришли через Море Мрака, не затем обмирали от страха в буре, не ради прошлого
Каравелла Их Величеств "Санта-Мария" тихо-тихо, торжественно и плавно, вкатывалась в бухту по синему прозрачному отражению небес. Свежий восточный ветер, впереди две полосы пены. Внизу белая пена прибоя, выше зеленая пена непривычно-ярких, густейших зарослей.
Между морем и лесом золотая полоска пляжа.
Да! Пока что всего лишь песок золотого цвета.
Но мореходы, обвесившие борта и бушприт каравеллы, и в цвете увидели доброе предзнаменование. Ведь они пересекли Море Мрака именно в надежде на Индию, на страны азиатские, где даже крыши покрыты золотом.
Опасаясь мели, бросили якорь, убрали паруса – все торопились, все ждали вымечтаного мгновения, когда нога конкистадора ступит на берег, неведомый доселе никому в христианской Ойкумене.
Спустили три шлюпки. На первой утвердили флаг Его Светлости Генерал-Адмирала. На второй – святой крест, обычный, простой из дубового бруса, сколоченный под руководством корабельного плотника. На носу третьей шлюпки подняли флаг Кастилии.
Весла махнули разом; никто не обратил внимания на их тяжесть. До берега три полета стрелы, не более.
Пахло мокрым деревом, от кораблей грязью, смолой и дегтем; крепкие спины испанцев покрывались на здешней жаре потом, соленые брызги на горячих руках высыхали мигом. Толчок – и шлюпки вползают на пляж, и сапоги кастильцев топчут золото нового мира, пока всего лишь песчаное.
Рослый предводитель выпрыгнул из первой шлюпки; ярчайшее полуденное солнце высветило его длинное, внушающее уважение лицо. С орлиного носа предводитель стер капли пота, поморгал синевато-серыми на безжалостном свету глазами и натянул парадный синий берет. Расчесал пятерней бороду и усы – остатки молодой рыжины еще попадались между седыми прядями.
Оглядел высадку: шестеро идальго в нестерпимо сияющих полудоспехах салютовали толедскими, лучшими в мире, шпагами. Прочая полусотня – голые до пояса моряки со шлюпок, сверкающий красно-золотой мантией каноник – благочестиво крестились на вынутый из второй лодки крест. Предводитель сделал то же, потом обернулся к зеленой стене, набрал воздуха и…
И замер в недоумении.
Вдоль кромки леса, еще миг назад абсолютно пустынной и дикой, вытянулся ровный пехотный строй. Доспехи похуже, всего лишь кольчуги. Но их сотня, не меньше! Каплевидные щиты пока что у колена, плоские шлемы, ветер полощет накидки- "наметы" – точно как в старинных рыцарских романах о сарацинском Заморье.
А самое главное – на всех щитах снизу белая половина, символизирующая чистоту помыслов, сверху черная половина, символ смирения. На место же соединения цветов наложен вполне привычный лапчатый крест – темно-алый, цвета пролитой за христианство крови.
Вот вам и золотой песок!
Испанцы стеснились ближе к шлюпке с кастильским флагом. Идальго без команды встали плотно, подняли шпаги. Но что могут шестеро против стольких?
Матросы притащили от шлюпок длинные тяжелые весла, составив их наподобие рогаток.