Свидетель
Шрифт:
10–11 ноября. Утро. Станция Гражданский проспект. Рат
Запах дезинфекции и еле уловимый пока еще запах разлагающейся плоти. Темно и холодно.
Щелкнул выключатель. Рат от неожиданности зажмурился — свет резанул по глазам. Открыл их не сразу, уже боясь не боли, а того, что предстояло увидеть: деревянный помост посередине, два тела, укрытые с головой…
— Рат, на куртку, — Мамба протянул ему видавший виды армейский бушлат, — простынешь.
— Обойдусь, — Феликс не ощущал холода. Казалось, выйди он сейчас голым на мороз — все равно бы ничего не почувствовал.
Мамба пожал плечами: хозяин — барин.
— Если что, я у себя, крикнешь.
Скрипнула, закрываясь, дверь. Рат
Рат собрался с духом, отдернул покрывало… Ему вдруг показалось, что девушка просто спит, настолько умиротворенно и спокойно было ее лицо. Но наваждение рассеялось так же быстро, как и возникло: просто в тусклом свете единственной лампочки не сразу разглядишь характерную снежность лица…
Какая же она все-таки красивая. Даже мертвая, даже с синими губами. Рат с нежностью погладил холодную руку, поправил сбившуюся прядь. И не выдержал — рухнул на колени, уткнувшись лицом в грязную ткань. Сдерживать слезы не имело смысла…
Лора, Лора, сможешь ли ты простить меня? За то, что не уберег, недосмотрел? Лора…
Может, и вправду бог наказал меня за грехи? Пусть я грешен! Я очень грешен, Господи! Но разве другие меньше грешили?
Сколько их там у бога? Десять? Не убий. Не укради. Не прелюбодействуй… Что еще? Что-то про лжесвидетельство. И все, больше я не помню. Да и незачем: и этих хватит. И прелюбодействовал, и лжесвидетельствовал, и убивал. Хоть и не своими руками, но все равно чужой крови на мне в избытке. Только разве не для блага других делал я это? Или у меня был другой выход? Не было, не было у меня другого выхода, и ты, Господи, знаешь это не хуже! И каяться мне тут не за что: убиенные были еще большими грешниками. Все. Или почти все. Скажешь, не о людях думал, о себе беспокоился? Власти возжелал? И возжелал! И все сделал, чтоб получить ее. И не раскаиваюсь. Потому что о них заботился: сначала — о Мариночке, потом Лорка родилась. Все для них, все для любимых. Чтоб им было хорошо, чтоб не нуждались, чтоб было у них будущее. У них и у внуков моих. И кому от этого стало хуже, а? Никому. За что же ты так наказал меня, Господи, за что?..
Рат не заметил, как забылся тревожным сном.
Проснулся он от холода. С трудом поднялся — ноги затекли, а спину нещадно ломило. Но зато голова была ясная. Рат неожиданно для себя отметил, что к нему, кажется, возвращается возможность трезво рассуждать. Может, слезы действительно лечат?
Лора, его девочка, его счастье… Придет время, и он с удовольствием ляжет в могилу рядом с ней. С радостью. Но не сейчас. Рат прижался губами к холодному лбу. Воспоминания опять нахлынули на него: так же он целовал ее маленькую… Но он сдержал слезы — нет, все, хватит. Он — Рат. И он не имеет права быть слабым.
Рат. Многие поначалу думали, что это сокращенное от фамилии всесильного начальника Службы Безопасности: Ратников — Рат. Сам же Феликс любил подчеркивать, что Рат — это от немецкого Rat, крыса. Самое умное и хитрое животное. Выносливое и живучее. Как и он, Ратников, Рат. Повелитель крыс.
В нем и на самом деле было что-то крысиное. Не во внешности, нет — в повадках, в поведении. Так же, как и крыса, он умел появляться и исчезать неожиданно и бесшумно. Как и крыса в минуты опасности, или загнанный в угол, он боролся до последнего, и, при необходимости, мог первым напасть даже на врага, превосходящего его и по силе, и по
Рат любил крыс. Но не тех, домашних, а диких, серых пасюков, которые не были изнежены цивилизацией и не влачили на потеху своих хозяев жалкое, по его мнению, существование в клетках и аквариумах. То, что вечные спутники подземелий, крысы особо не надоедали обитателям отрезанных станций, он считал мистическим совпадением: крысы признали в нем своего, члена СВОЕЙ стаи.
Он умел обернуть поражение в победу. Даже тот день, когда мир рухнул, стал трагедией для всех, но только не для Феликса Ратникова. Тогда он, оставив жену и мальчишек на даче, проклиная начальника, вздумавшего отозвать его из отпуска, и себя, за то, что не отключил ко всем чертям сотовый, ехал домой и, когда все началось, находился в метро. Как все остальные, он надеялся, что вот-вот все закончится, переживал за семью, ждал… А когда надежды рухнули, вдруг понял: судьба, отняв у него все, дала ему шанс.
Так, смахнув пыль с барельефа на станции Гражданский Проспект, Рат приступил к реализации давно забытой мечты — строить свой Союз нерушимый…
Так разве мог он сейчас сломаться? Чтоб другие сожрали его? Выкинули из памяти? Разрушили все то, что он с таким трудом создавал? Рано обрадовались, рано списали со счетов. Не дождетесь!
Как оказалось, Рат проспал у трупа Лоры почти до вечера. Боль, терзавшая его душу, никуда не ушла, просто теперь она стала другой. У него было такое чувство, что каждая клеточка, каждый нерв буквально вопят от того, что вот-вот взорвутся, расколются на мелкие кусочки… Это была не боль даже. Не физическая боль, по крайней мере. Ему было плохо. Просто плохо, и все. Хотелось рвать и крушить все вокруг. Стукнул кулаком в стенку, костяшки пальцев противно засаднило. Но проблему это не решило. Выпить? Нет, хватит. Он Рат. Он сможет пережить и это. Ну, если только немножко. А сейчас он пойдет и приведет себя в порядок. Завтра похороны, и все должны увидеть на них прежнего Рата. Если Мороз прав, и за всем этим стоят веганцы, то пусть знают — его не так-то просто сломить. Сейчас сбреет с лица щетину, примет душ… И, может, хоть чуть-чуть станет легче.
Горячая вода согрела его тело, но внутреннее напряжение не ослабло. Рата по-прежнему ломало. «Ты виноват лишь в том, что хочется мне кушать…». Воистину, попадись кто ему сейчас, порвал бы. За что? Да хоть за то, что челка не на ту сторону зачесана. А на самом деле просто потому, что надо отвести душу, выпустить пар… В свое время он называл подобное — полечиться адреналином.
Когда Рат вернулся к себе после душа, то с удивлением обнаружил на столе ужин. С раздражением подумал: «Координатор расстарался. Выслуживается». В голову пришла шальная мысль: не иначе отравить хочет. Он фыркнул: с этого станется, был бы яд, давно отравил бы. Ратников не строил иллюзий в отношении Азарова, и о том, что тот ненавидит его, знал прекрасно. Что ж, есть из-за чего. Он бы на месте Координатора тоже ненавидел. Но, в отличие от него, отравил бы. А у этого кишка тонка, не сможет, нет. Пока, по крайней мере.
Так, если гора не идет к Магомету… Координатор, вот кто ему сейчас поможет. Рат снял трубку коммуникатора:
— Азаров, к начальнику! Бе-е-гом!
Когда Координатор зашел, то на столе было накрыто на двоих. И Рат как раз разливал по кружкам водку. Координатор побледнел. Рат, не скрывая злорадного любопытства, наблюдал за его реакцией.
— Что ты, Димочка, не весел, что ты голову повесил? Съешь березовой коры и взбодришься до поры, чай, не химия какая, чай, природные дары…
— Рат…