Свидетельство
Шрифт:
— Надо остановить какой-нибудь грузовик или повозку, — предложил Лайош, — и попросить отвезти.
Мужчина зло отмахнулся:
— Какой дурак согласится! Она же вся в дерьме.
— А ручной тележки ни у кого нет? — спросил Лайош, но ему никто даже не ответил.
Ведь бедняжка-то все равно, видно, при смерти, — медленно, задумчиво сказал мужчина. — А мне уже и идти пора.
— Но не оставлять же ее тут одну, — разозлился Лайош, уже промерзший до костей. — А если она не при смерти? Откуда нам это известно? Может быть, в
— Не собака, не собака! А что мы можем поделать?
— Далеко до этого вашего Ласло?
— Километра полтора-два будет. Не так уж и далеко.
— Разве о том разговор, что далеко? Да я ее хоть на руках унес бы. Она же не весит ничего.
Лайош решительно наклонился к беспомощному, дрожащему в лихорадке телу больной, подсунул под него руку и поднял вместе с тряпками.
— Пустяки! — проговорил он. — Конечно, она ничего не весит. Только бы не вонь эта да вши…
Мужчине, как видно, стало неловко, и он нерешительно сказал:
— Может, вдвоем унесем? Что-нибудь вроде носилок сочиним.
— Возьмите лестницу! — сообразила вдруг жена.
Они накидали тряпок на небольшую, метра в два длиною, лесенку, служившую, вероятно, насестом для кур, и уложили на эти импровизированные носилки больную. Накрыли ее толстой конской попоной.
— Смотри, одеялку принеси обратно, — предупредила женщина мужа, — не забудь! А вшей — я их в печке выжарю… Этим ребятня покрывается, — словно оправдываясь, пояснила она Лайошу.
Они подняли с земли свою невесомую ношу — спереди худой мужчина, сзади Лайош.
— Вот так же мать у меня померла, — проговорил мужчина тихим, полным раскаяния голосом, когда они тронулись в путь. — Должно быть, так вот и померла… Тому десять лет уже. В прислугах была, ну состарилась, непроворна стала. Хозяева и выставили ее за дверь. А я по деревням в это время скитался, работы искал. Ну что я ей мог прислать? Выселили ее из квартиры… А она и писать-то не умела… Я узнал, когда уж вернулся. А умерла она, как мне сказали, в Молнаровском поселке, в яме придорожной. Ходила, старое тряпье собирала… Руку поранила, заражение крови приключилось… Посинела вся, сказывают…
Пока они несли старуху по улице, прохожие то и дело подходили, дивились, спрашивали, кто такая да что с ней. Однако до больницы добрались без помех. Привратник вытаращил на них глаза и отослал в приемный покой Там их встретил молодой худощавый врач в белом халате. Откинув попону, он простукал грудь больной. Какие они все же, эти врачи, будто и не знают слова такого — брезговать!
На выкрашенной белилами стене — электрические часы… Красная секундная стрелка ковыляет мелкими, спотыкающимися шажками Без десяти семь… Незнакомый мужчина распрощался с Лайошем, забрав с собою попону и лесенку. Ему нужно было спешить…
«Пора и мне смываться отсюда, — подумал Лайош. — Выйду на проспект Хунгария. В
— Не сможем мы ее принять… милейший. У нее воспаление легких. А здесь инфекционная больница.
У Лайоша сразу взмокла спина.
— Доктор, вы же видите, в каком она состоянии. Примите ее, прошу! — И он укоризненно и с отчаянием посмотрел доктору в глаза. — Вы не можете выбросить ее на улицу! Она погибнет.
Врач вернулся к письменному столу, что-то записал на продолговатом листке бумаги и, вздохнув, словно самому себе, сказал:
— Эх, сколько людей сейчас погибает. И не таких старых, как… — И, спохватившись, тут же спросил участливо: — Вам больная кем доводится? Мать?
Лайош на мгновение заколебался: может, сказать «да»?
— Нет, — проговорил он, — никто она мне. Я и не знаю ее вовсе. Случайно наткнулись на нее с тем мужчиной.
Врач молчал, обдумывая положение, и смотрел на Лайоша с глубокой, искренней симпатией.
— Да, — сказал он неизвестно к чему. — Что ж, придется отправить ее в другую больницу. — Сняв телефонную трубку, он набрал номер. — Дайте мне справку о наличии свободных коек, — сказал он в телефон и в ожидании ответа разъяснял Лайошу, прикрыв трубку ладонью: — Ее обязательно нужно куда-нибудь отправить. Только бы место найти… Здесь инфекция, понимаете? Куда бы я ни положил ее, она подцепит еще что-нибудь, и тогда — катастрофа.
Лайош хотел что-то возразить, но врач отмахнулся от него, а в телефон сказал:
— В больнице «Эржебет»? Спасибо… Ну вот! — Он с торжествующим видом обернулся к Лайошу. — Знаете, где находится «Эржебет»?
С трудом сдерживая себя, Лайош попытался как можно спокойнее объяснить врачу положение вещей. Между тем секундная стрелка все бежала и. бежала неумолимо по кругу. Часы показывали уже семь.
— Послушайте, доктор! Вы же видели, как мы принесли ее сюда на носилках? А как я дальше ее поволоку? На спине?
Врач задумался.
— Ну хорошо, — сказал он наконец и рассмеялся сердито. — Дам я вам нашу больничную машину. — Он набрал номер. — Черт бы побрал ваше человеколюбие! — И, снова положив трубку, добавил: — А потом выкручивайся, когда притянут к ответу! Это единственная санитарная машина, которую нам оставили. Не следовало бы давать ее для транспортировки чужих пациентов… Но если мы будем надеяться на Скорую помощь, то бедняжка…
Врач не договорил и махнул рукой.
На площади Надьварад шла проверка документов. На каждой улице, выходившей на площадь, стояло по три-четыре группы контролеров — полицейские, жандармы, нилашисты. Однако белую санитарную машину с красным флажком пропускали всюду без задержки.
«Ну, — думал Лайош, посмеиваясь про себя, — прямо хоть в школьный учебник годится притча: «За добро твое воздастся сторицей».
Впрочем, разве мог он поступить иначе? Даже под угрозой провала…