Свинец в пламени
Шрифт:
Надвигался тайфун, в коридоре стало темней, чем обычно, и стояла странная даже для этого этажа тишина. Окна, выходившие на север, находились с подветренной стороны и оставались открытыми. Горячий влажный ветер время от времени налетал на лагерь и врывался внутрь здания. Зловонный запах гнилого лука, которым обычно несло с канала по вечерам, сегодня стал распространяться уже днём. Духота и смрад были нестерпимыми, и, наверное, все заключённые, точно дохлые рыбы, валялись на нарах. Куросима собирался уже взять ключ у вахтёра, как вдруг сквозь железные прутья двери увидел выскользнувшего
— Куросима-сан… — Чэнь был бледен и напуган. — Вам очень нужен Омура?
— Почему он не откликается? — спросил Куросима. — Спит, что ли?
— Спит. Говорит, голова болит и не хочется вставать.
— Вот лентяй! Я пришёл ему сказал, что завтра его переведут в больницу, и отдельную палату. Он ведь просил, чтобы его оставили одного! Значит, будет доволен.
— И доктор сказал, что он болен?
Куросима утвердительно кивнул, пристально всматриваясь в глубь коридора, где была третья камера. Из неё, крадучись, выскальзывали но двое-трое обитатели других камер и тут же разбегались но местам.
— Зачем это все собрались в вашу камеру? — строго спросил Куросима.
— Что они там делали?
— Э-э… Омура получил передачу, вот все и угощаются. Славно поели!.. — осклабился, показывая жёлтые зубы, Чэнь. Вид у него при этом был довольно вызывающий, и это ещё больше обеспокоило Куросиму.
— Как же ты, староста, это допустил? Небось сам всё организовал?
— Да ерунда, Куросима-сан! Самая безобидная вещь. — Вцепившись обеими руками в прутья двери, Чэнь усиленно тряс головой и всем телом, словно стараясь отбояриться от ответственности. — Омура скоро перейдёт в иокогамскую харчевню — вот где ему жратвы будет!.. Счастливчик!
— Пока ещё неизвестно, — огорчённо произнёс Куросима, собираясь уйти.
Три миски китайских пирожков с мясом, заказанные Намиэ Лю в лавчонке, доставлявшей передачи для бескорыстного и безответного Омуры, китайская братия дочиста съела.
Но остался всего один день до его перевода, так что расследовать это дело не стоило. И Куросима решил посмотреть на всё сквозь пальцы. А то, глядишь, «друзья» Омуры вздумают отомстить…
— Можно вас ещё на минутку, Куросима-сан? — словно разгадав его мысли, позвал его Чэнь, прильнув всем телом к решётке.
Выражение лица у Чэня было многозначительное, и Куросима снова повернулся к двери, подставив ухо.
— Понимаете, Омура просит принести его вещи, он хотел бы их посмотреть, — сказал Чэнь.
— Чего это вдруг? — удивился Куросима.
За все семнадцать дней пребывания в лагере Омура ни разу не поинтересовался своими вещами, словно их вообще не существовало в природе. Странно!
Заглядывая мутными глазками за спину Куросимы, чтобы убедиться, что там никого нет, Чэнь понизил голос:
— Омура боится, как бы Соратани-сан не отнял их у него.
— Что за… ерунда! — запинаясь, произнёс Куросима. — Какие основания?.. Нечего чушь городить! Передай Омуре, что после перевода в больницу вещи ему будут доставлены. Ясно?
Куросима грозно посмотрел на Чэня. Тот попятился и снова по-кошачьи, бесшумно побежал назад.
Когда Куросима спускался по лестнице, в голову ему вдруг пришла неприятная мысль. Повернув к запасному выходу, он направился по коридору напротив и остановился возле склада. Поблизости не было ни души. Он вытащил ключ и открыл замок. На полках, где лежали вещи заключённых, как будто всё было в порядке. Но нет, бирка на одном мешке перевёрнута. То был мешок Омуры. Куросима торопливо стащил его с полки и развязал.
Вытряхнув содержимое, он побледнел. Из мешка выпали молитвенник на санскрите, зубная щётка, палочки для еды, несколько кусков разрезанного мыла. Но от того куска, который он для проверки надрезал только до половины, не осталось и следа. Один из трёх кусков исчез.
Куросима так и присел. «Ах ты чёрт!» — невольно вырвалось у него.
Неужели в этом куске и в самом деле что-то было спрятано? Где-то под тремя красивыми, чётко выдавленными арабскими девятками. А он ещё говорил, что если это мыло смылить на пену, и то ничего не найдёшь!
Он вспомнил, как разозлился Соратани. Разумеется, тот ничего пока из этой затеи с мылом не извлёк и никакими точными доказательствами не располагает. Но что-то он затевает! Омура обвиняет его в воровстве. Может, он уже приступил к осуществлению своего замысла? И что означает его угроза: «Я тебе ещё покажу!»? Вряд ли, конечно, Соратани, будучи мастером дзюдо, просто собирается как-нибудь во время тренировки намять бока третьеразряднику Куросиме. Куросима до крови закусил нижнюю губу.
ЗАБАСТОВКА И ГАЗ
1
События развернулись в тот же вечер. Летнее солнце только садилось, и в хорошую погоду в это время было бы ещё светло. Но горячий ветер с дождём становился всё сильнее, темнота всё гуще, и людям буквально нечем было дышать.
Куросима был ночным дежурным. Обнажённый до пояса, обливаясь потом, он сидел за письменным столом и делал записи в журнале. Стосвечовая лампочка жгла лоб так, словно на голову надели раскалённый металлический обруч.
Внезапно издалека донёсся смутный звон разбитого стекла. Куросима закончил запись результатов медицинского осмотра и приступил к записи беседы по телефону с администрацией Камосакского нефтехимического завода компании «Дайдо сэкию». Завод просил завтра прислать представителя лагеря для переговоров с техническими специалистами по вопросу об урегулировании дела с отходами химического производства. Не успел Куросима дописать эту фразу, как снова раздался звон стекла.
На этот раз звук был отчётливей. И тотчас послышался шум опрокидываемых предметов.
Куросима прислушался. Звук шёл, несомненно, с первого этажа первого корпуса, где помешались европейцы и американцы. Доносилась «хоровая декламация» на английском языке:
«К чёрту обезьянник!»
«К чёрту обезьянник!»
Что-то новое звучало в этом гвалте, не похожее на те обычные задорные выкрики, к которым уже привыкли в лагере. Словно ревели и выли, перекликаясь, сбившиеся в кучи, чем-то вспугнутые дикие звери. Тоску и ужас наводил их дикий вой. Это была уже не простая демонстрация.