Свиной бульон
Шрифт:
Люди были удивлены, вышедшему к ним шерифу. Поверх форменной парки на Богумиле были стянуты ремни, которые крепили на спине крылья из орлиных перьев на легкой деревянной раме. На голове был одет польский гусарский гельмет. На поясе висела огромная сабля – шашка. В одной руке он держал гусарский кивер. Некоторые стали фотографировать его на свои мобильные телефоны.
– Значит так! – громко произнес шериф, – Должностному лицу не положено принимать какие-либо предметы от подданных. Все что вы принесли подлежит изъятию, осмотру и уничтожению. А лица, допустившее данную провокацию, будут поставлены на учет. Я наслышан о вашем беспредельном поселке!
Люди,
– Развели здесь – «пятую колонну»! Вы что думали, а? Всё, лафа кончилась. Я здесь наведу порядок. А с дезертирами будем разбираться по законам военного времени. Вы все слышали! Доведите до сведения Приказ № 1 «О введение чрезвычайного положения в Ольшоце», ввиду действия в поселке террористического подполья! Я вышибу из вас все говно! Развели тутдерьмократию!
Ошарашенный глава поселения Хьель Магне Бунневик на утро позвонил в префектуру округа и рассказал о произошедшем недоразумении. Ему ответили коротко:
– Слушай Хьель, не рекомендую звонить по этому поводу в столицу. Нас уже предупредили о персоне шерифа. Он непростой человек. За ним стоят влиятельные люди. Потерпите годик, может он переведется. Я понимаю, вы не привыкли, но у нас куча других дел, нам не до Ольшоца. До свидания, будьте здоровы, Хьель, привет супруге!
Шериф начинал свой день в 9 часов. В это время он вытаскивал огромную музыкальную колонку с усилителем на улицу и включал песню Виктора Цоя “Перемен”, на полную мощность. Звук расходился по всему поселку. После одного воспроизведения музыка прекращалась. Шериф выходил на патруль по поселку. Он ехал верхом на черном породистом коне. Откуда он его взял никто не знал. Он был в полной экипировке: с орлиными крыльями, каске и с саблей на поясе. В руках держал чипсы «Лейс». Доев, он бросил пустой пакет на дорогу, отряхнул руки и направился в скобяную лавку Инессы. Зайдя, он начал:
– Фру [17] , почему на вывеске отсутствует индивидуальный регистрационный номер предпринимателя?
– О, герр шериф, ранее никогда не возникало таких вопросов, здесь все друг друга знают. – любезно ответила Инесса.
– Я здесь никого не знаю и не хочу знать, номер установите и направьте мне фотоотчет к завтрашнему дню. До свидания.
Инесса по девичьи покраснела, Богумил показался ей приятным мужчиной. Инесса была разведена, взрослые дети уехали в Европу. Позже она всячески пыталась встретиться с Богумилом, заходила к нему в офис под различными несущественными предлогами.
17
Вежливое обращение к женщине в Норвегии.
Богумил продолжал чудить в Ольшоце. Включал до одури песню «Перемен», обедал и ужинал в кафе только одним блюдом. Он требовал бигос, который в этом заведении никогда не подавали. Поэтому повару приходилось готовить гребаный бигос персонально для Богумила по нескольку раз в день. Жители, конечно, были не восторге, но ничего поделать не могли.
В праздничный Сочельник, проводившийся традиционно всем поселением за общим столом, Инесса, выловив Богумила, призналась ему
Проживая с Инессой, Богомил действительно становился мягче и покладистей. Инесса помогала ему по хозяйству, а также давала советы по работе с поселковым населением. Первое время Богумил просил не вмешиваться в его работу, во избежание конфликта интересов или коррупционной составляющей. Но со временем, доверие к Инессе возросло. Инесса изящно растопила ледяное сердце нашего шерифа. Она говорила:
– Богумил, малыш, ну сними ты эту каску, хотя бы дома. – и аккуратно снимала с его огромной головы рыцарский шлем, – Ты всего лишь малыш, бэмби, травмированный ребенок, ты просто скучаешь по мамочке…
Богумил опускал глаза, руки и начинал всхлипывать. В такие моменты он терял весь свой боевой облик. Инесса снимала его орлиные крылья, причесывала волосы, помогала стянуть высокие сапоги со шпорами, убирала подальше саблю и кормила его бигосом, как малыша с ложечки.
Теперь Богумил исполнял обязанности шерифа более спокойно, он стал добрее, мягче разговаривал с жителями, с заботой и трепетом помогал им, не включал музыку на полную мощность, использовал наушники, которая любезно подарила Инесса. Но, к сожалению, такое благоденствие продолжалось недолго.
В одно прекрасное утро, когда Инесса готовила Богумилу бигос, он долго не появлялся на кухне, и до сих пор не поцеловал ее, обняв за талию со словами: «Доброе утро, Инессик». Вместо этого Богумил вошел в кухню в полном обмундировании: парка, шлем, крылья, сабля, галифе и в сапогах. Позади него стояло два местных жителя – старика. Богумил держал в руках лист бумаги.
– Богумил, что это? Что случилось? – испуганно прошептала Инесса.
– Инессия Йоргенсен! Уведомляю вас о вынесенном мною постановлении о вашем немедленном задержании!
– Богумил, что за шуточки! – вскрикнула Инесса.
– Не перебивайте и слушайте основания задержания и ваши права в присутствии двух понятых. – негромко произнес Богумил. Похоже ему было нелегко это произносить.
– Вы задерживаетесь как лицо подозреваемое в организации дестабилизационной ячейки в поселке Ольшоц.
Далее Богумил сухо зачитал права задержаной.
– Кто донёс на меня? – спросила Инесса.
– Я. Я составил рапорт и санкционировал оперативные мероприятия по внедрению в вашу организацию. Я подробно задокументировал все ваши попытки дискредитации местного шерифа. Я раскрыл это «дело пятой колонны».
– Богомил, милый, малыш, зачем ты так со мной?! – горько всхлипывая произнесла Инесса.
– Прекратите эту игру, Фру Йоргенсен, вы втерлись ко мне в доверие, только лишь на основании преступных мотивов вашей организации. Распишитесь здесь, далее вы будете конвоированы в фюльке в суд, для решения вопроса избрания меры пресечения.
– Но я же люблю тебя, Богумил!
– В нашем возрасте любви не бывает, Фру Йоргенсен, а только лишь холодный расчет.
После этого Богумил включил на полную громкость свою любимую песню «Перемен», так чтобы все жители слышали и вывел Инессу Йоргенсен в наручниках и кандалах на одной ноге.