Свиток фараона

Ванденберг Филипп

Омар и Нагиб подошли к полке с папками и с изумлением уставились на аккуратно сложенные документы и манускрипты. Фон Ностиц вытащил, казалось, первую попавшуюся папку, пролистал ее и задержался на одной фотографии. Халима тоже подошла, взглянула на снимок и в ужасе вскрикнула:

— Это же мой отец! — Она указала на лысого мужчину, стоящего среди других людей, запечатленных на фото.

Да, теперь и Омар узнал фотографию с праздника Мустафы-ага Аята. Он узнал профессора Шелли и его жену Клэр, директора железной дороги Луксора, леди Доусон, шефа полиции Ибрагима эль-Навави в веселой компании.

— Снимок сделан еще в довоенный период, — с удивлением произнес Омар. — Невероятно! Я был тогда еще мальчиком и служил у профессора, йа салам.

Фон Ностиц довольно кивнул.

— Тогда вам станет понятна вся основательность моих исследований.

Омар покачал головой.

— Вы собрали столько материалов, йа саиди, кажется, что у вас есть результаты расследований всех секретных служб. Так почему вы хотите работать именно с нами?

— Все очень просто. — Барон отложил папку. — У меня сложилось впечатление, что вы ближе всего находитесь к разгадке этой тайны. Я заметил, что все пути, которые ведут к Имхотепу, на каком-то этапе все равно пересекаются с вашими, и неважно, как близко некоторые люди — археологи, искатели приключений или агенты — продвинулись к разгадке. Другими словами: вы втроем всегда на шаг впереди.

Все это звучало несколько льстиво, но слова барона не были предназначены для того, чтобы спутать их мысли. Конечно, здесь, в Берлине, под покровительством такого влиятельного человека молодые люди впервые почувствовали себя в безопасности, но тем не менее они оказались между жерновами секретных служб, хотя рано или поздно это все равно бы произошло. Находясь за границей, они больше не будут скрываться и трястись за собственную жизнь. Однако забыть о том, что аль-Хусейн выслеживает их, тоже было нельзя.

О возвращении в Египет в ближайшее время они не могли и думать. Как барон себе это представлял? Но фон Ностиц не признавал никаких отговорок. Он твердо решил найти гробницу Имхотепа, а для этого нужна была помощь этих троих египтян. По одному только взгляду барона было видно, что нерешительность гостей, получивших столь перспективное предложение, злила его. Это проявлялось и в манере держать большим и указательным пальцами гаванскую сигару, слегка покручивая ее. С момента прихода гостей это была уже третья или четвертая.

— Проблема Али ибн аль-Хусейна в ближайшем будущем решится сама собой, — многозначительно произнес барон, однако не стал вдаваться в подробности. — А что касается вас, для меня не будет ничего проще сделать для каждого паспорт, какой вы только пожелаете.

Этот странный человек не привык торговаться, навязывать кому-либо что-то или просить. Барон говорил, что даже кайзера, если бы таковой был, можно было бы купить, — вопрос заключался только в цене. И чем дольше троица слушала этого маленького, невзрачного мужчину, тем отчетливее каждый из них осознавал, что барон всерьез настроен добиться цели.

Такие люди, как фон Ностиц или ему подобные, наделенные волею судеб всеми мыслимыми земными благами, часто находят радость от одной мысли, что могут быть несчастными. И они готовы ставить себе все новые и новые, казалось бы, недостижимые цели. Вероятно, личное счастье уже совсем не беспокоило барона. Он от жизни получил его достаточно, и такой вид счастья был для него просто неинтересен. Но навязчивая мысль о том, что, достигнув подобной цели, можно заполучить кусочек бессмертия, заставляла его глаза блестеть.

Отказываться от предложения этого человека было бы не только безрассудно, но и опасно. Он походил на ребенка, который ведет себя хорошо, пока ему все нравится, но, как только что-то происходит вопреки его желанию, он тут же начинает буйствовать. От этого неприметного человека можно было ожидать вспышек гнева, которых стоило бояться.

Не дожидаясь ответа, словно они уже давно обо всем договорились, Ностиц поднялся, нажал на кнопку электрического звонка и приветливым тоном сообщил:

— В гостинице «Кемпински», в нескольких шагах отсюда, я забронировал для вас номер. Калафке проводит вас.

Появился Калафке и проводил Омара, Нагиба и Халиму в холл, а потом на улицу, где их уже ждал лимузин.

Глава 10

Из Долины царей в Саккару

Аллах ведает всё сокровенное в небесах и на земле, ничто от Него не скрыто. Поистине, Аллах Всевышний знает сокровенное в груди: намерения, склонности и чувства. Аллах сделал одно поколение наследниками другого. Те, кто не уверовал в Аллаха, понесут грех за свое неверие, которое только увеличивает ненависть и гнев Аллаха на неверных и увеличивает для них только убыток.

Коран, 35 сура, 39–40 аяты

Из всех странных личностей, которые жили в Долине царей к западу от Луксора, Говард Картер был, разумеется, самой незаурядной. Ему едва исполнилось сорок семь лет, а у него уже был вид согбенного, горестного и замкнутого старика. Он редко появлялся в Луксоре, чаще всего по средам, когда забирал почту. Его можно было увидеть и на рынке, где археолог покупал и засовывал в мешок лепешки, овощи и немного зерна для своего попугая.

На голове у него всегда была широкополая шляпа для защиты от солнца. Грязный костюм, который Говард носил даже в самую сильную жару, повидал уже многое на своем веку. Картер также брал с собой прогулочную трость, без которой никогда не выходил из дома.

Таким образом, в Говарде Картере непременно можно было узнать англичанина, но это не увеличивало ни число его друзей, ни врагов. Он жил в Долине царей, словно сфинкс в Гизе, и его внезапное отсутствие одним воскресным утром привело местных жителей в замешательство. За Картером замечали равнодушие ко многим вещам, что было свойственно всем англичанам, но в отношении распорядка дня по нему можно было сверять часы. Ровно в семь часов утра, тщательно сверив время на своих карманных часах из чистого никеля, Картер вышел из низкого кирпичного дома у дороги, который он делил вместе с попугаем и ослом (это давало повод для многочисленных анекдотов), и отправился в Долину царей. Вечером в семь часов (зимой — в пять часов) он возвращался. Все так же точно, как и утром.