Свобода уйти, свобода остаться
Шрифт:
Шёлк взметнулся, на несколько мгновений лишая меня обозрения и окатывая волной удушливого аромата южных притираний, а полная ладонь игриво шлёпнула по моей щеке:
— Ай-тай, какой шаловливый мальчик!
И доказывай потом всем, что рожа у тебя была красная не от смущения, а от натуги...
Антреа, Караванный путь, гостевой дом Иль-Махин,
последняя треть дневной вахты
— Ай-тай, какой славный выдался день!
Daneke Амира блаженно улыбнулась, опускаясь в россыпь подушек на коврах кушетки.
Да уж, славный. Все ноги стоптал. До колен. И в отличие от присутствующих
Лукавый выстрел глазами из-под гладко причёсанной чёлки, цветом напоминающей вороново крыло. Услужливо, с самой малой долей насмешливости подставленный поднос, тёмный лак которого почти не виден из-под груды тарелочек.
— Благодарю вас, я не голоден.
На самом деле, жрать хочется, но то, что протянула мне одна из прислужниц daneke Амиры, не возьму в рот даже под страхом смертной казни.
Как южане могут есть этакую сладость? Ума не приложу. От одного запаха внутри уже всё слипается, а они ничего. Едят, да столько, что приобрести пышные формы — задача наилегчайшая. Сама Амира обожает заталкивать в себя все эти приторные лакомства, и поначалу норовила втянуть в свои забавы меня. Я отказался. Вежливо. Она стала настаивать. Я снова отказался. Всё ещё вежливо. Через полчаса пререканий самообладание участливо вздохнуло и покинуло меня. Помню, я подскочил к толстухе вплотную, буквально нос к носу, и предельно простыми (можно даже сказать, простонародными выражениями) объяснил, что не собираюсь есть сладкое. Ни из её рук, ни из чьих-либо ещё. И только выпустив пар, почувствовал упирающиеся в бока лезвия кинжалов. Вот именно тогда и возник первый повод усомниться в необходимости составления компании госпоже с Юга во время пребывания в пределах Антреи.
Я много слышал о йисини — клане воительниц, посвятивших свою жизнь служению богине, превыше всего ценящей в своих почитательницах стремление помогать. Не безвозмездно, конечно: услуги телохранительниц стоят недёшево, но, как говорится, того стоят, потому что помимо собственно «хранения тела» нанимателя, девицы не имеют ничего против ублажения этого тела. Разумеется, по взаимному согласию и для взаимного удовольствия. Но это вовсе не значит, что йисини легкодоступны для любовных интрижек. Скорее наоборот: семь потов сойдёт прежде, чем добьёшься благосклонности чернявой прелестницы, которая обращается с оружием ловчее многих мужчин, всю жизнь отдавших воинскому искусству. Так вот, слышать-то я слышал, но воочию увидел только теперь — благодаря вынужденному знакомству с пышнотелой южанкой.
Меня спасло только то, что Амира заранее приказала своим охранницам сдерживаться, иначе... Наверное, я не успел бы сделать и шага. Но моя вспышка сослужила неплохую службу: йисини перестали относиться ко мне, как к предмету мебели, коей они почитают всех, кто не может за себя постоять. Правда, выпуск на волю раздражения был вызван тем, что я не чувствовал угрозы со стороны двух девиц с открытыми взглядам животами и скрытыми за тонкими полосками ткани лицами. Только ведь я и дал волю чувствам, потому что угрозы не было... Сложновато для понимания, но так и есть: сильные чувства мне очень легко «читать». Причём речь идёт не только о эмоциональном накале, отнюдь. Намерение исполнить долг по своей яркости иногда превосходит и ненависть, и ярость. Для моих ощущений. К тому же, в отношениях между Амирой и её стражей отчётливо слышались и нежные нотки любви, что только упрощало мою задачу. По-хорошему, я мог прояснить всю ситуацию в два счёта и полностью исключить риск, если бы не одно «но».
Моя первая встреча с южанкой произошла почти семь лет назад, в пору горячности и азарта, а не взрослой рассудительности. Пожалуй, именно искренность моего негодования и подкупила Амиру. А ещё то, что, заметив стальные жала, царапающие кожу, я не удивился и не испугался, а хладнокровно предложил всем вернуться на исходные позиции. Во избежание. Помню, толстуха усмехнулась и спросила: «Вы надеетесь опередить моих девочек?» И получила ответ, предельно честный: «Когда речь заходит о жизни и смерти, я не пользуюсь таким опасным оружием, как надежда». Конечно, в устах вчерашнего мальчишки подобные слова звучали смешно, однако... Были приняты к сведению и не только: Амира больше не пыталась насильно кормить меня сладостями. Хотя и не упускала случая посетовать на то, что я — «нехороший мальчик».
Конечно, я и сам сглупил: следовало просто признаться, о чём мне напоминает сладкий вкус, и тогда... Хм. А как признаешься, если это — семейный секрет и государственная тайна в одном лице? В моём, что особенно неприятно. Вот и приходится вести себя, мягко говоря, странно, уповая на то, что мои «странности» будут отнесены на счёт моего участия в жизни Приюта. Мол, с дурками поведёшься, от дурок и наберёшься...
— А я проголодалась хуже сотни габбаров [13] !
13
Габбар — южный демон, чьё тело объёмистое состоит из песчинок. Славится неугасающим аппетитом к заблудившимся в пустыне караванам.
Пальцы, длину и изящество которых не могла до конца скрыть даже полнота, потянулись за истекающим сиропом кусочком дыни.
Почему эта женщина вызывает у меня... Неприятие? Нет, слишком сильное слово. Да и не могу сказать, что Амира так уж страшна на вид. Ну, толстая. Очень толстая. Чересчур толстая. Правда, это ужасает только меня: очень многие мужчины любят больших женщин. «Чтобы можно было, за что подержаться». А во всём прочем южанка вполне очаровательна. Ещё бы волоски над верхней губой выщипала...
Кожа — чудная, гладкая просто на зависть придворным красоткам. Можно подумать, каждый день шлифует её тряпочкой. Косы — загляденье, толстые, упругие, блестящие. Глаза глубокие, как море, только тёмно-синего, почти фиолетового оттенка. Черты лица плавностью тоже могут сравниться с волнами. Женщина, привлекающая внимание, одним словом. И, что немаловажно, внимание удерживающая. Вот я, к примеру, терпеть её не могу, а забыть почему-то не получается. Даже когда появляется возможность «позабывать». Впрочем, впечатления меняются. Если раньше при упоминании имени «Амира» я испытывал несказанное раздражение, то сейчас в основном дурачусь, чтобы повеселить Калласа. И он прекрасно это понимает, гад, но делает вид, будто верит в мою горячую неприязнь к этой женщине.
Вообще-то, мне редко доводится испытывать по-настоящему сильные чувства. Наверное, из-за того, что большее значение для меня имеет внешний, а не внутренний мир. Мой мир. Почему так происходит? А кто его знает! Может быть, потому что я — лишь крохотная пылинка на полу огромного зала. Ветерок может сдуть меня в сторону с привычного места, поболтать в воздухе, зашвырнуть далеко-далеко, туда, где на меня наступит сапог, на подошве которого отправлюсь в новое путешествие, не давая согласия и понимая всю бесполезность споров... Если так оно есть на самом деле, то что проку в изучении себя, когда вокруг полная загадок бесконечность? Хватило бы времени разыскать хоть малую часть прячущихся в ней кладов, и только. На большее не претендую. Да и нечего мне вырыть в глубинах собственной души. И глубин-то нет...