Свобода
Шрифт:
Накануне отлета в Западную Вирджинию он собрал вещи, и тут ему позвонил Джоуи, сказав, что решил не поднимать тревогу насчет «Эл-би-ай» и Кенни Бартлса.
— Они просто отвратительны, — сказал он. — Но Джонатан твердит, что я лишь поврежу себе, если их разоблачу. Поэтому, видимо, я просто пожертвую деньги на благотворительность. По крайней мере, это избавит меня от необходимости платить уйму налогов. Но я хотел спросить, по-прежнему ли ты считаешь, что это правильно.
— Да, Джоуи, — сказал Уолтер. — Я так считаю. Я знаю, какой ты амбициозный и как это нелегко — отдать деньги. Это тоже немало.
— Не то чтобы я совсем вышел из дела. Просто перестал отсвечивать.
— Прекрасно. Так приятно видеть, что вы заботитесь друг о друге. Что-нибудь еще?
— Э… я виделся с мамой.
Уолтер держал в руках два галстука, красный и зеленый, пытаясь сделать выбор. Не особенно важный, как он понял.
— Да? — переспросил он, выбирая зеленый. — Где, в Александрии?
— Нет, в Нью-Йорке.
— Значит, она живет там?
— Точнее, в Джерси-Сити.
У Уолтера что-то сжалось в груди.
— Ну да, мы с Конни решили лично ей сказать. О том, что поженились. И все прошло не так уж плохо. Мама была очень любезна с Конни. Конечно, вела себя снисходительно и немножко фальшиво, смеялась все время, но так, беззлобно. Думаю, сейчас ее отвлекает куча других вещей. Так или иначе, мы считаем, все хорошо прошло. По крайней мере Конни так кажется. Я бы сказал, что получилось как-то двусмысленно. Но я хотел, чтобы ты знал, что она знает. Так что, если будете вдруг общаться, тебе больше не нужно хранить секрет.
Уолтер взглянул на свою левую руку, которая казалась такой беззащитной без обручального кольца.
— Она осталась с Ричардом, — проговорил он.
— Э… да, видимо, так, — сказал Джоуи. — А что, лучше было бы об этом умолчать?
— Он там был, когда вы пришли?
— Да. И Конни очень обрадовалась, потому что любит его музыку. Он показал ей гитары и все такое. Не помню, говорил ли я тебе, но она подумывает научиться играть на гитаре. У Конни очень приятный голос.
Уолтер и сам не знал, где, по его мнению, должна была жить Патти. У своей давней подруги Кэти Шмидт, или у Джессики, или даже у родителей. После того как она столь красноречиво заявила, что у них с Ричардом все кончено, Уолтер даже не подозревал, что она окажется в Джерси.
— Папа…
— Что?
— Послушай, я знаю, что это очень странно. Но у тебя ведь тоже есть подружка, если не ошибаюсь. Поэтому давай поставим точку, ладно? Жизнь у вас изменилась, и нужно смириться. Ты так не считаешь?
— Да, — ответил Уолтер. — Ты прав. Нужно жить дальше.
Положив трубку, он открыл шкаф, достал кольцо из коробочки для запонок и спустил его в унитаз. Одним движением Уолтер сбросил все фотографии Патти с комода — детские снимки Джоуи и Джессики, командные фотографии женской баскетбольной команды в трогательной форме семидесятых годов, ее любимые и весьма лестные изображения самого Уолтера. Он давил и топтал стекла и рамочки ногами, пока не утратил к ним интерес, после чего начал биться головой о стену. Известие о том, что Патти вернулась к Ричарду, должно было принести ему облегчение, позволить свободно и с чистой совестью наслаждаться Лалитой. Но Уолтер не испытал никакого облегчения — ему казалось, что он умирает. Он прекрасно понимал теперь (а Лалита поняла уже давно), что минувшие три недели были всего лишь местью, кратким удовольствием, которое он позволил себе, чтобы отплатить Патти за предательство. Несмотря на свои заверения, что браку пришел конец, Уолтер ни на мгновение в это не верил. Он бросился на постель и зарыдал. Мир продолжал
В два часа ночи он пошел в ванную и обнаружил пузырек со старым снотворным — срок годности истек примерно полтора года назад. Уолтер выпил три таблетки, надеясь, что они подействуют, и, видимо, так и произошло: в семь его разбудил решительный толчок Лалиты. Он заснул одетым, свет горел, комната была завалена барахлом, в горле пересохло от храпа, голова болела — и причин на то хватало.
— Нам уже нужно быть в такси, — сказала Лалита, дергая его за руку. — Я думала, ты готов.
— Я не могу ехать, — ответил он.
— Живей, мы опаздываем.
Уолтер сел и попытался держать глаза открытыми.
— Мне нужно в душ.
— Некогда.
Он заснул в такси, а потом проснулся в пробке — где-то впереди случилась авария. Лалита говорила по телефону с сотрудниками авиалинии.
— Нам пришлось ехать через Цинциннати, — сказала она. — Мы опоздали на самолет.
— Почему нельзя просто плюнуть и развернуться? — поинтересовался Уолтер. — Надоело притворяться хорошим.
— Мы не поедем на ланч, а сразу отправимся на фабрику.
— Ты будешь по-прежнему меня любить, если я стану отрицательным героем?
Лалита встревоженно нахмурилась:
— Уолтер, ты наглотался таблеток?
— Я серьезно. Ты будешь меня любить?
Она продолжала хмуриться и не ответила. Уолтер заснул в аэропорту, и в самолете, и в Цинциннати, и во время рейса в Чарльстон, и во взятой напрокат машине, которую Лалита гнала в Уитменвилл — там он окончательно проснулся, чувствуя себя лучше, под серым апрельским небом, на фоне пустынного ландшафта, который стал таким привычным в Америке. Церкви с виниловыми панелями на стенах, магазины, обширные автострады, огромные белые фуры. Птицам бы здесь не понравилось — не считая, конечно, скворцов и ворон. Завод по производству бронежилетов («АрДи энтер-прайз», группа компаний «Эл-би-ай») находился в огромном бетонном здании, с недавно заасфальтированной парковкой, уже поросшей сорняками и потрескавшейся. Парковка была набита огромными автомобилями, в том числе там стоял черный «линкольн-навигатор», из которого вылезли Вин Хэйвен и несколько мужчин в деловых костюмах — в ту самую минуту, когда Лалита остановила машину.
— Простите, что опоздали на ланч, — сказала она Вину.
— Думаю, ужин все равно будет лучше, — ответил тот. — По крайней мере, я на это надеюсь — после такого ланча.
В помещении фабрики стоял сильный и приятный запах краски, пластмассы, новых станков. Уолтер заметил отсутствие окон и явное пристрастие к электрическому освещению. Возле задней стены, задрапированной прямоугольными кусками новенькой ткани, словно алтарь, стояли возвышение и ряды складных стульев. Вокруг слонялись человек сто местных, в том числе Койл Мэтис, в мешковатом свитере и просторных джинсах — видимо, купленных в магазине по пути сюда. Операторы двух местных телеканалов направляли камеры на трибуну и висевший над ней плакат: «Рабочие места + национальная безопасность = гарантия занятости».