Свобода
Шрифт:
— А если бы ты хотела быть врачом и тебе нельзя было бы учиться в медицинском колледже, потому что там предпочитают студентов мужского пола?
— Это тоже было бы нечестно, хотя я и не хочу быть врачом.
— А чего ты хочешь?
Поскольку мать Патти неустанно строила впечатляющие карьеры своих дочерей, не преуспев, по мнению Патти, на материнском поприще, сама Патти склонялась к мечтам о карьере домохозяйки и выдающейся матери.
— Я хочу жить в красивом старом доме и воспитывать двоих детей, — сказала она Уолтеру. — Я хочу быть
— Но ты же хочешь сделать карьеру?
— Моей карьерой будут дети.
Он нахмурился и кивнул.
— Видишь, — сказала она. — Я скучная. Я гораздо скучнее твоих друзей.
— Это ерунда, — запротестовал он. — Ты безумно интересная.
— Очень мило с твоей стороны, но чем докажешь?
— Мне кажется, что у тебя внутри гораздо больше, чем ты сама думаешь.
— Боюсь, что ты заблуждаешься. Спорим, что ты не назовешь ни одного моего интересного качества.
— Ну, для начала — ты многого добилась в спорте, — сказал Уолтер.
— Бум-бум. Очень интересно.
— И твой образ мышления, — добавил он. — То, что ты считаешь ужасного препода милым и трогательным.
— Но ты же со мной не согласен!
— И то, как ты говоришь о своей семье. Какие истории ты о них рассказываешь. То, что ты уехала так далеко и живешь сама по себе. Это все жутко интересно.
Патти никогда раньше не видела, чтобы кто-нибудь был так очевидно в нее влюблен. На самом деле они, разумеется, говорили о желании Уолтера присвоить ее. Чем больше времени они проводили вместе, тем сильнее Патти ощущала, что, хотя она не была милой девочкой — или, возможно, как раз из-за этого — и хотя ее одолевало мрачное стремление во всем быть первой и у нее были вредные привычки, — на самом деле она была интересным человеком. И Уолтер, яростно настаивая на ее интересности, в свою очередь становился все более и более интересен ей.
— Если ты такой феминист, то как ты можешь дружить с Ричардом? — спросила Патти. — Он же вроде нас не особо уважает, нет?
Лицо Уолтера затуманилось.
— Если бы у меня была сестра, я бы никогда их не познакомил.
— Почему? Потому что он бы с ней дурно обошелся? Он так ужасен с женщинами?
— Он не нарочно. Он любит женщин. Просто они довольно быстро ему надоедают.
— Потому что мы взаимозаменяемы? Потому что мы всего лишь вещи?
— Дело не в политике, — сказал Уолтер. — Он за равные права. Это скорее вредная привычка. Его отец страшно пил, а Ричард не пьет совсем. Но с девушками он поступает как с пустыми бутылками после пьянки — выбрасывает их, и все тут.
— Звучит ужасно.
— Да, это мне в нем не нравится.
— Но ты продолжаешь с ним дружить, хотя ты и феминист.
— Друзей не бросают из-за их несовершенств.
— Да, но надо же попытаться помочь им стать лучше. Объяснить, в чем они не правы.
— Ты так делала с Элизой?
— Ладно, победил.
В следующий раз Уолтер наконец пригласил ее на настоящее свидание, с кино и ужином. Это был бесплатный
— Ричард уезжает?
— Да. Вся музыка происходит в Нью-Йорке. Они с Эррерой хотят восстановить группу и попытать удачи там. А у меня еще три месяца оплачено.
— Ого! — Патти осторожно выстроила выражение лица. — И я буду жить в его комнате.
— Ну, это уже будет не его комната. Она будет твоей, — сказал Уолтер. — Оттуда недалеко до спортзала. Гораздо ближе, чем от Эдины.
— И ты предлагаешь мне жить с тобой.
Уолтер покраснел и опустил взгляд.
— Ну, у тебя же будет отдельная комната. Но вообще, если бы тебе как-нибудь захотелось поужинать и прогуляться, было бы здорово. Мне можно доверять в том, что касается личного пространства, и я буду рядом, если тебе захочется пообщаться.
Патти уставилась на него, силясь осмыслить услышанное. Она чувствовала смесь а) обиды и б) сожаления из-за того, что Ричард уезжает. Она почтипредложила Уолтеру поцеловать ее, прежде чем предлагать переехать к нему, но от обиды ей совершенно не хотелось целоваться. И тут в зале погас свет.
Насколько автор помнит, сюжет «Афинского дьявола» заключался в следующем: однажды мягкосердечный афинский бухгалтер в роговых очках по пути на работу видит в газете свою фотографию. Заголовок гласит — АФИНСКИЙ ДЬЯВОЛ ПО-ПРЕЖНЕМУ НА СВОБОДЕ. Прохожие афинцы немедленно начинают гнаться за ним, и его едва не арестовывают, но тут ему на помощь приходит банда не то террористов, не то обычных преступников, которые принимают его за своего демонического главаря. Банда планирует что-то вроде взрыва Парфенона, и главный герой пытается объяснить им, что он — всего лишь мягкосердечный бухгалтер и вовсе не Дьявол, но они так рассчитывают на его помощь, а жители города так твердо вознамерились покончить с ним, что тот наконец впечатляющим жестом срывает очки и становится их бесстрашным главарем — Афинским Дьяволом! Ладно, ребята, говорит он, слушайте мой план.
На протяжении всего фильма Патти видела на месте бухгалтера Уолтера и представляла себе, будто это он решительно снимает очки. Затем за ужином в «Вешо» Уолтер истолковал фильм как иносказательное изображение коммунизма в послевоенной Греции и объяснил Патти, как Америка, нуждаясь в партнерах по НАТО в юго-восточной Европе, долгое время поддерживала политические репрессии в той области. Бухгалтер, сказал он, олицетворял собой Обычного Человека, который осознает необходимость вступить в жестокую схватку с правыми.