Свободная охота
Шрифт:
Самое страшное для мусульманина – быть удавленным. Это значит, что душа застрянет в теле, не вымахнет на простор, не доберется до рая, – а какой правоверный не мечтает о рае? Никакая смерть ему не страшна, ни муки, ни голод, ни боль, ни хвори, ни четвертование, правоверный мусульманин примет всё со сладкой улыбкой, – и принимает всё, кроме удавки. Мусульманин знает: жизнь на Земле кратка, лишения скоротечны, порох сгорит – и лишения кончатся, а жизнь в раю вечна, надо только попасть в него. Во всех случаях настоящий мусульманин попадает в рай, кроме одного… Это когда его удавят.
На всё готов душман – на смерть, муку, лишь бы попасть
Поэтому, случается, упирается иной пленный, зубы скалит, издевается, а ему хлоп на голову полиэтиленовый мешок с изображением Снегурочки либо дымковской игрушки и надписью «подарочный» – душок от такого подарка благим матом орёт, изливается, бывает, даже мочится под себя, в штаны – может и по крупному сделать, – и кричит: «Всё скажу, всё скажу, только снимите с меня этот дьявольский чехол». «И где склады с эресами, приготовленные для Кабула, скажешь?» – «Скажу, скажу!» – «И где твои знакомые нечестивцы установили дешека, скажешь?» – «Скажу, скажу!» – «И что за инструкторы из Пакистана едут, сообщишь? И по какому пути караваны пойдут, скажешь?» – «Всё скажу!» И выворачивается правоверный наизнаику, всё выкладывает, молотит, не переставая – говорит, говорит, говорит, и очень бывает важно вовремя нажать на тормоз, малость утишить пыл раскаяния – иначе правоверный наговорит сверх того, что знает, и выдаст это за правду.
Потому так и перекосился седобородый, обвял лицом, а глаза сделались варёными, осклизлыми, будто у солёной рыбы, белыми – испугался зелёный, что душа его не дотелепает до рая. Также страшна бывает для душмана смерть от собственного оружия, этого правоверный тоже боится.
– Ну! – прикрикнул Ванитов.
Седобородый заплакал.
– Отпусти-и-и… Всё скажу!
Ванитов стянул с его головы пакет, вновь ткнул носком ботинка в футляр.
– Что это? «Стингер»?
– Страж неба-а, – дрожащим, плачущим голосом проговорил седобородый, просел в теле.
Бессарабов подхватил его под руку, поддержал, тряхнул, чтобы душман держался, тот всхлипнул, облизал влажным нездоровым языком рот. – Ы-ы-ы! – зашевелил связанными руками.
– А если проще? «Стингер»?
Душман перевёл ускользающий взгляд на долинку, зацепился за один мотоцикл, возле которого лежал мёртвый, рот его судорожно дёрнулся, будто от тока – этого человека он знал, перевёл на другой мотоцикл, у которого очередью сбрило переднее колесо, а у хозяина череп раскрылся, как кастрюлька, – крышку сняло и наружу вытекли мозги, залепили вывернутое зеркальце заднего вида, от второго поверженного мотоцикла взгляд скользнул к третьему, тоже опрокинутому, иссеченному, ни на что негодному – пули изрубили дорогую машину в капусту, а вот хозяин был на удивление цел, ни одной ссадинки на лице, ни одного кровяного пятнеца на халате – лежал мусульманин на спине, в небо смотрел, улыбался, словно бы с Аллахом вёл откровенную беседу, руки были благоговейно сложены на груди, а вот глаз у него не было, они вытекли, вместо них – чёрная пороховая жеванина, гарь, пепел…
Лицо седобородого успокоилось, омертвело, взгляд скользнул вверх – на земле смотреть было больше нечего, из всех мотоциклистов в живых остался только один – он сам, седобородый, значит, если он скажет правду, никто его не услышит, не заткнёт рот, не расплатится потом полновесной свинцовой валютой за выданную тайну.
– «Стингер»? – повторил свой вопрос Ванитов. Резким злым движением он встряхнул полиэтиленовый кулёк.
– Да, да, да! – заторопился седобородый, не отводя взгляда от помутневшего нездорового неба, с которого солнце соскользнуло, и на землю посыпалась звонкая стеклистая крупа, посыпалась совсем неожиданно – отвернулось небо от правоверного, стал он чужим для Аллаха, а Аллах, раз он выдал тайну кафирам – неверным, стал чужим для него – разошлись их пути.
– Товарищ майор! – окончательно уверовав в «стингер» и счастливо улыбнувшись, закричал Бессарабов. – А, товарищ майор! Вот он «стингер»-то! – он стукнул носком башмака по футляру, потом, не смея больше сдерживать восторг, подпрыгнул, майор, который рылся в имуществе, выпавшем из люльки одного из мотоциклов, засёк ликующее состояние Бессарабова, отозвался готовно, звонко: «Я сейчас» – и бегом понёсся к Бессарабову с Ванитовым. – Вот он взял, – прокричал Бессарабов и хлопнул по плечу приятеля, тот вздрогнул от боли. – Старший сержант Ванитов.
– Неужто «стингер»? – не веря, выкрикнул майор на бегу.
– «Стингер», «стингер»! – подтвердил Бессарабов. – Даёшь Валере Ванитову Героя Советского Союза!
– Быть того не может! – засомневался майор, выбивая из себя дыхание, вмиг запарившееся на бегу, влажное, со слюной, ставшее хриплым, больным – в горах никогда не хватает воздуха.
– Ещё как может, товарищ майор! – ликующе прокричал Бессарабов.
– Как он хоть выглядит-то?
– Неказисто. Обычная дудка со стеклянным глазом!
Денисов подбежал, согнулся, прочищая лёгкие: у него лёгкие были ни к чёрту, в прошлом году прострелило – еле оклемался, выхаркнул горячую слюну на снег, прожёг дырку.
– Показывайте добычу! – чужим сорванным голосом потребовал он – никак не мог отдышаться, в груди у него что-то сипело, словно воздух уходил в прорехи, пузырился, клекотал пусто, из глотки тоже доносился продырявленный звук – то ли сипенье, то ли слабый продолжительный хруст – в общем, что-то нездоровое, и лицо у майора было нездоровым, просело в щеках, будто проткнутое, окостлявело, скулы выперли страшновато, опасно, вот-вот острыми углами своими проткнут кожу, глаза утратили блеск.
– Пожалуйста, товарищ майор! – отозвался Бессарабов. – «Стингер» взял старший сержант Ванитов. Лично!
– Ладно, ладно, потом! – забывая о своих солдатах, о вертолётах, о Ванитове с Бессарабовым, с жадностью оглядывая добычу, пробормотал майор. – Неужто «стингер»?
– Собственной персоной!
– Что ж, штука незнакомая… Серьёзная музыка! – Денисов наконец оторвался от футляра с «музыкой». – Вполне возможно, что и «стингер».
– Как это «вполне», товарищ майор? Как это прикажете понимать?
– Специалисты скажут, «стингер» или не «стингер». Вот тогда окончательно и «гопнем». А пока не перепрыгнули через плетень – не кажите «гоп!»
– Да причём тут специалисты со своим «гопом»? Вот он, самый главный специалист! – Бессарабов тряхнул седобородого. – Наводчик. Оператор. Собственной персоной! Взят вместе со «стингером».
– Наводчик?
– Ну, если не наводчик и не оператор, то страж неба, как он про себя говорит. Или кем он ещё может быть по ихней бюрократии? В общем, нужный человек!