Свободная от страха

Иоланда поднялась в верхнюю гостиную с охапкой свежесрезанных цветов и только принялась расставлять их по вазам, как вдруг услышала, что ее брат кричит ей что-то из холла первого этажа. Сначала ей показалось, что она ослышалась, потому что не ожидала, что он вернется домой так скоро.

Хотя она поднялась с постели в половине пятого утра, когда еще не рассвело, чтобы помочь ему одеться, и молилась

в душе, чтобы он вернулся невредимым, все-таки девушка знала, что дуэли обычно занимают довольно продолжительное время.

Раньше восьми утра Иоланда его не ожидала. И вот Питер так скоро и в таком нервном состоянии появился дома. Иоланда вознесла благодарность господу за то, что брат остался цел и невредим.

Она отбросила увядшие цветы, положила на стол свежесрезанный букет и поспешила по лестнице вниз к брату, который продолжал громко звать ее. Он явно был в полном отчаянии.

— Иоланда, где ты?

— Я здесь, Питер, — откликнулась она.

Ей очень хотелось подробно расспросить, что произошло на поединке, но выражение его лица и дрожащий голос были достаточно ясным ответом на ее безмолвный вопрос. У нее самой замерло сердце, и она не могла произнести ни слова.

В его глазах застыл ужас, и он был невероятно бледен.

Сэр Питер Тивертон обычно всегда держал себя в руках и, благодаря своей красивой внешности, элегантности и хорошим манерам, пользовался уважением в любом обществе, где только появлялся.

Однако в этот момент его волосы, обычно тщательно уложенные, были спутаны, словно подхваченные дикой бурей, шейный платок сбился на сторону, а красивое лицо превратилось в искаженную страхом маску. Сэр Питер был не похож на самого себя.

— Что с тобой? — прошептала Иоланда.

— Я… убил его! — ответил брат. — Я убил маркиза…

— К-как… ты мог?! И… почему?

— Один бог знает, как это случилось. Я собирался его лишь немного попугать, ну, может быть, слегка поцарапать, но он был настолько пьян, что пошатнулся во время выстрела… и его пуля улетела в воздух, а моя, направленная мимо, поразила его прямо в грудь…

— О, Питер, как это ужасно! Что нам теперь делать?

— Что делать?! — вскричал брат. — По-моему, ты знаешь, что теперь надо делать мне…

Иоланда смотрела на него расширенными от изумления глазами, ей на ум не приходили ответы на эти жестокие вопросы.

— Я должен немедленно бежать из страны, — сказал Питер, — иначе меня упрячут за решетку.

— Но ведь это же был джентльменский поединок, касающийся вопросов чести, — воскликнула она. — Ты же не собирался его убивать… Это досадная случайность…

— Ты думаешь, это примет кто-нибудь во внимание, когда я на этом поединке прикончил такую важную персону, как маркиз Рамсбюри? И хуже всего то, что лорд Безил Блейк, который был его секундантом, заорал на меня после выстрела: «Я уж позабочусь, чтобы тебя за это повесили, Тивертон!»

Питер в отчаянии схватился за голову.

— Ты знаешь, как близко Безил Блейк

связан с лордом Чемберленом и какая это тесная компания, и кто поверит мне, когда я заявлю, что произошел лишь несчастный случай?

— Но… Питер, как же ты уедешь? И куда?

— Во Францию! — решительно ответил брат. — Сколько у нас в доме денег?

— Очень мало, и тебе это очень хорошо известно. Зато куча долгов.

— Собери все, что сможешь.

— Питер, ты не можешь оставить меня здесь одну. И кроме того… когда сюда явятся с допросами, что я им отвечу?

От ее горестного возгласа он застыл на месте.

Питер посмотрел на свою сестру так, будто впервые видел ее.

Она была так хороша — черные волосы обрамляли лицо с удивительно правильными, словно вырезанными резцом искусного скульптора, чертами лица. И на этом тонком лице сияла пара изумительно голубых глаз. Это не была голубизна ясного неба, а темная загадочная синева моря перед приближающимся штормом.

— Нет, я никогда не оставлю тебя здесь одну, как ты могла такое подумать, — произнес он тихо, но со значением, словно давая клятву самому себе. — Ты поедешь со мной. Вероятно, наше отсутствие не продолжится слишком уж долго. Нам надо только переждать, пока не утихнет скандал вокруг этого поединка и погребальный плач.

В тоне его не было большой уверенности, потому что он знал, что смерть маркиза Рамсбюри еще долго будет темой пересудов в высшем свете.

Огромные напольные часы в холле ударили один раз, и Питер от этого звука чуть не взвился в воздух.

— Боже! Уже прошло полчаса! Поторопись, Иоланда! Я повидаюсь с Гибсонами и предупрежу о нашем отъезде, прикажу им запереть дом и присматривать за ним во время нашего отсутствия. Сможешь ли ты быстро уложить мою самую необходимую одежду? Ну, и свои платья тоже.

— Да, конечно, дорогой, — поспешила заверить Иоланда. — Но ты уверен, что нам необходимо уехать из страны?

— Или Франция или Ньюгейтская тюрьма, а потом, возможно, и виселица, — воскликнул ее брат.

Эти слова, словно резкий удар хлыста, вывели Иоланду из оцепенения и заставили поторопиться. Она поспешила наверх по ступеням лестницы, кусая губы, чтобы сдержать подступающие рыдания.

Питер тем временем отправился во флигель их старого замка, который он три года тому назад унаследовал от своего почившего отца.

Род Тивертонов обосновался здесь на протяжении четырех столетий, но к концу восемнадцатого века финансовое положение семьи стало плачевным. Некогда плодородные земли были распроданы, и от всех прежних обширных владений остался только этот старый дворец с парком и с портретами предков на стенах. Как казалось Иоланде, эти почтенные джентльмены и леди смотрели на них с братом со стен из роскошных рам с большим упреком.

Но это был ее родной дом, и она любила его. И вытаскивая саквояжи и сундуки из шкафов, девушка испытывала неизъяснимую горечь и страх перед тем, что ожидало их в будущем.