Свободная

Хэнд Синтия

– Потрясающе, – выдыхаю я, борясь с желанием облизать пальцы. – И ты можешь сотворить его из воздуха в любой момент?

– Я просто прошу, и он появляется у меня в руках, – говорит он. – А теперь сосредоточься. О чем мы говорили?

– Ты сказал, что, призвав венец, можно заполучить все, что захочешь.

– Верно. Благодаря этому человек переносится с земли на небеса, а я переношусь из одного места и времени в другое.

Это привлекает мое внимание.

– То есть ты научишь меня перемещаться во времени?

Было бы прикольно заполучить лишний

час, чтобы получше подготовиться к экзаменам или выяснить, кто выиграет матч Стэнфорд-Беркли, еще до того, как он начнется. Или оказаться рядом с мамой. В прошлом. От этой мысли к горлу подступает комок.

– Нет, – нахмурившись, рушит мои надежды папа.

– Ох, – разочарованно вздыхаю я. – Это не входит в план, да?

Он кладет руку мне на плечо и слегка сжимает его.

– Ты еще повстречаешься с мамой, Клара.

– Когда? – спрашиваю я внезапно охрипшим голосом. – После смерти?

– Когда это тебе потребуется больше всего, – как всегда многозначительно, говорит папа.

Я прочищаю горло.

– Так, значит, сейчас я могу перенестись туда, куда захочу?

Он берет мои руки в свои и смотрит мне в глаза.

– Да. Можешь.

– Это может пригодиться, если я буду опаздывать на занятия.

– Клара. – Видимо, время для шуток прошло. – Перемещение – жизненно важное умение. И оно не такое уж и сложное, как тебе кажется, – успокаивает он. – Все живое в мире связано. И в основе всего лежит венец.

Уверена, сейчас он заговорит о силе.

– В каждом уголке мира хранится его частичка. Как подпись на картине. Поэтому, чтобы перенестись куда-то, тебе нужно лишь слиться с этой энергией.

– Призвать венец. Слиться с ним.

– А теперь подумай о месте, где хочешь оказаться. Но не о том, где оно расположено на карте, а о том, что там находится.

– Например… о большой осине, растущей во дворе дома в Джексоне?

– Отличный пример, – хвалит он. – Потянись к этому дереву, к силе, которую оно получает от солнца, к корням, которые разрастаются под землей в поисках воды, к его листьям.

Меня так гипнотизирует его голос, что я закрываю глаза и вижу перед собой любимую осину, листья которой уже покраснели и начинают опадать. Как холодный ветер шевелит ветви, перешептываясь с листвой. И все представляется настолько ясно, что мне становится холодно, а по телу расползаются мурашки.

– Ты не просто представила это, – говорит папа. – Ты перенесла нас сюда.

Я открываю глаза и с трудом втягиваю воздух. Мы стоим под осиной в Джексоне.

Папа отпускает мои руки.

– Ты молодец.

– Это сделала я? Не ты?

– Именно ты.

– Так… легко.

Я все еще не могу прийти в себя от того, что смогла перенестись через тысячу километров, в буквальном смысле просто моргнув.

– Ты очень сильна, Клара, – говорит папа. – Даже для Триплара. Но самое удивительное, что твое слияние с венцом оказалось сильным и прочным.

Мне хочется задать ему дюжину вопросов: например, почему в таком случае я не чувствую себя,

ну, более набожной? Или почему мои крылья не чисто-белые? Или почему у меня так много сомнений? Но вместо этого говорю:

– Хорошо. Давай приступим. Научи меня чему-нибудь еще.

– С удовольствием.

Он снимает шляпу, а затем пиджак и аккуратно располагает их на перилах крыльца, заходит в дом и возвращается с маминой кухонной метлой, черенок которой тут же разламывает на две части, словно это не дерево, а сухие спагетти. Одну из половинок он протягивает мне.

Конечно, мне не следует так реагировать, но эта метла неотрывно связана в моих воспоминаниях с мамой. Ей нравилось танцевать с ней по кухне, распевая, как Белоснежка в мультике, песню «Трудись и напевай» и при этом не попадая в ноты.

– Эй. Ты сломал мою метлу.

– Прошу прощения, – говорит он.

Я забираю половинку от черенка и, прищурившись, спрашиваю:

– А как же мечи?

– Кирпичик за кирпичиком, – повторяет он, а затем поднимает свое «оружие» с щеткой на конце и ударяет меня по икрам, вынуждая отпрыгнуть в сторону. – Сначала давай поработаем над твоей стойкой.

Папа показывает мне, как удерживать равновесие, уклоняться и предугадывать выпады противника. Он учит пользоваться внутренними силами, а не мышцами и воспринимать лезвие – вернее, черенок метлы – словно продолжение своей руки. И вскоре я понимаю, что это сродни танцу. Он двигается, а я уклоняюсь, не отставая от него, стараясь, чтобы движения получались легкие и быстрые, позволяющие избегать его ударов, а не блокировать их.

– Молодец, – подбадривает он.

Не удивлюсь, если он слегка вспотел. Но меня радует, что мастерство владения мечом оказалось не таким уж сложным.

Мне казалось, что это дастся мне так же трудно, как и полет, который поначалу совсем у меня не получался. Но сегодняшние упражнения показались мне довольно легкими.

Наверное, в этом я пошла в отца.

– Так и есть, – говорит папа с нотками гордости в голосе.

И хотя мне хочется светиться от счастья и радоваться тому, что все идет так хорошо, в глубине души мне кажется это безумием. Кто в современном мире пользуется мечами? Я воспринимаю нашу тренировку как игру, некую забаву, когда бегаешь с папой по заднему двору, колотя друг друга палкой. И не чувствую в этом ничего опасного. Да, я держу черенок метлы, как меч, но большую часть времени еле сдерживаю смех от переполняющего меня веселья.

Вот только от мысли, что придется взять в руки настоящее оружие, чтобы попытаться убить кого-то, меня охватывает ужас. Я не хочу никому причинять боль. Не хочу сражаться. Не хочу даже представлять подобное.

От этой мысли я сбиваюсь с ритма, и папа приставляет свою половину метлы к моему горлу. Сглотнув, я смотрю ему в глаза.

– На сегодня хватит, – объявляет он.

Я киваю и отбрасываю свою половину черенка в траву. Солнце уже клонится к горизонту. На улице темнеет и холодает. Поэтому я обхватываю себя руками.